Оставление Москвы в 1812 году

На военном совете в Филях (1 сентября), после продолжительного совещания, было решено сдать Москву без боя и отступить по Рязанской дороге. М. А. Милорадович с арьергардом должен был по возможности сдерживать неприятеля, чтобы армия успела пройти через Москву. По армии был отдан приказ об отступлении через Москву на Рязанскую дорогу. Вечером, 1 сентября, князь Кутузов известил о своем решении московского генерал-губернатора графа Растопчина.

Оставление Москвы на жертву неприятеля было полной неожиданностью для России, Государя и самой армии. В Москве тоже не думали, чтобы священная столица была сдана без боя, хотя задолго еще господствовало в ней самое тревожное настроение. Уже после потери Смоленска началось бегство из Москвы. Все что, могло оставляло столицу, видимо обреченную на гибель. С утра до ночи тысячи повозок выезжали из Москвы, увозя более состоятельных жителей и их пожитки. Другие уходили пешком. Присутственные места и учебные заведения еще ранее были вывезены в Казань, остались только Сенат и Воспитательный дом. Улицы были загромождены казенным и частным обозом.


1 сентября, накануне вступления французов в Москву, преосвященный Августин служил литургию в Успенском соборе. Собор был полон народа и рыдания. Зарыдал и сам архиепископ и сослуживице с ним, когда, складывая антиминс, он сказал: «Скоро ли Господь удостоить нас служить в этом храме?» После литургии, среди обозов, тянувшихся по улицам Москвы, Августин едва проехал на Тверскую, на свое Саввинское подворье. В полночь Августин получил приказ немедленно выехать из Москвы и ехать на Владимир и взять с собой Владимирскую икону и Иверскую чудотворные иконы Божьей Матери.

Августин немедленно собрался в путь. Но как было взять Иверскую икону? Часовня, несмотря на полночь, ярко была освещена и наполнена молящимися. Игумен Перервинского монастыря, отправленный за иконою, принужден был прибегнуть к хитрости. Он приказал жившему при часовне иеромонаху облачиться в священнические одежды, нести перед иконой зажженные свечи и объявить, что несет икону к больному. Толпа пропустила икону. В два часа утра преосвященный выехал из Москвы с чудотворными иконами, увез на 14 подводах все, что удалось ему захватить второпях. Громадное количество церковных сокровищ осталось в Москве на жертву неприятелям.

Около полуночи Растопчин получил от Кутузова уведомление об оставлении им Москвы, на жертву неприятеля. Как ни тяжело было на сердце у Кутузова, он все же немедленно после военного совета в Филях написал графу Растопчину следующая строки: «Неприятель отделил колонны свои на Звенигород и Боровск, и невыгодное здешнее местоположение принуждают меня с горестью Москву оставить. Армия идет на Рязанскую дорогу; посему покорно прошу Ваше сиятельство прислать мне с сим же адъютантом моим Монтрезором, сколько можно более, полицейских офицеров, которые могли бы армии провести через разные дороги на Рязанскую дорогу».

Исполнив повеление фельдмаршала и отрядив ему требуемых полицейских офицеров, Растопчин снял караулы и приказал всем воинским командам немедленно выехать из Москвы и в то же время отдал приказ о вывозе из Москвы больных и раненых; все подводы, которые только можно было найти, были употреблены для вывоза больных и раненых (однако до 30 тысяч раненых остались в Москве, так как невозможно было их вывезти, и почти все погибли от пожара). Многие раненые следовали пешком за подводами.

Пожарные команды с огнегасительным снарядом были отосланы во Владимир. Полиция получила приказание разбивать бочки с вином на винном дворе, жечь на Москве-реке все барки с казенным и частным имуществом и разные интендантские запасы. Из Москвы успели выбраться, однако, только люди состоятельные, но массы рабочих и почти весь средний класс населения остались в городе. Армия уже вступила в улицы города, обреченного на уничтожение. С вечера потянулись громадные обозы. Обоз армии прошел ночью за Рогожскую заставу. В три часа утра, 2 сентября, среди глубокой ночной темноты, вступил через Дорогомиловскую заставу в город авангард, состоящий из конницы.

За авангардом следовали дружины ополчения, за ними артиллерия и армейские корпуса. От Дорогомиловской заставы вел тогда внутрь города всего лишь один мост через Москву-реку, да и тот мост был деревянный. Он не выдержал тяжести двигавшегося по нему войск, фур и пушек: он повредился и остановил движение. Масса москвичей, пораженная паническим страхом, бросилась за войсками и крайне стесняла их.

Произошло сильное замешательство - громадные массы войск столпились на берегу реки. Принужден был остановиться и Кутузов прибывший к мосту со своим штабом в 8 часу утра. Распорядившись починкой мостов, главнокомандующий обратился к своей свите с вопросом: «Кто из вас знает Москву?» Вызвался князь А. Голицын. «Проводи меня так», - сказал Кутузов, - «чтобы сколько можно ни с кем не встретиться». Голицын провел его, действительно, до самого Яузского моста такими глухими переулками, в которых не встретилось ни одного человека.

Тяжелую задачу руководить отступлением армии через Москву взял на себя Барклай-де-Толли. В течение 18 часов не сходил он с лошади; он сам наблюдал за починкой моста. Его адъютанты, расставленные им по разным местам города, наблюдали за движением войска и доносили ему тотчас о всяком возникающем беспорядке или затруднении. Армия отступала в полном порядке через столицу, среди хаоса и дикой суеты народонаселения. Утро этого дня застало арьергард Милорадовича у фарфоровых заводов, в 10 верстах от Москвы.

Кутузов очень хорошо знал, что неприятель идет по пятам нашей армии. Он опасался, чтобы французы не смяли нашего арьергарда и не ворвались бы на его плечах в город. Чтобы это предупредить, он поспешил послать П. П. Ермолова к М. А. Милорадовичу с приказанием, «чтобы он, сколько возможно удерживал неприятеля, или бы условился с ним, дабы иметь время вывезти и города тяжести».

Когда неприятель двинулся вперед, Милорадович начал медленно отступать и в полдень остановился на Поклонной горе. Неприятельские колонны потянулись в его обход. Милорадович послал к начальнику неприятельского авангарда, королю неаполитанскому, Мюрату, письмо Кутузова о пощаде больным и раненым, оставленным в Москве, и велел своему посланному сказать, что «если французы хотят занять столицу в целости, то пусть дадут нам время пройти спокойно через город; в противном случае наш арьергард будет драться до последнего человека и, вместо Москвы, оставить одни развалины».

Мюрат согласился на это требование Милорадовича, но с условием, чтобы ород был очищен в тот же день, и стал подвигаться по мере отступления Милорадовича.

К трем часам пополудни Милорадович добрался до Кремля. Тут поразило его странное зрелище. Из открытых ворот старой крепости выступал гарнизонный полк, под начальством генерал-лейтенанта Брозина. Полк шел с музыкой и песельниками впереди. «Это какой-то изменник радуется нашему несчастью», громко говорили солдаты и жители. Увидев это, начальник арьергарда, пылкий Милорадович, подскакал к полку и закричал: «Какой негодяй вам приказал идти с музыкой?» Генерал-лейтенант Брозин хладнокровно ответил: «В Регламенте Петра Великого сказано: если гарнизон при сдаче крепости получает дозволение выступать свободно, то выходить с музыкой». Пораженный таким ответом, Милорадович вспылил: «Разве в Регламенте Петра Великого есть что-нибудь о сдаче Москвы? Прикажите замолчать вашей музыке!»

Когда войска арьергарда вступили в Николо-Ямскую улицу, им навстречу вышел священник местной церкви. Доблестный пастырь шел в полном облачении с крестом в руках, в сопровождении причта, несшего святую воду, чудотворную икону св. Николая и зажженные свечи. Останавливаясь на краю улицы, он окроплял святой водой проходивших мимо воинов. Солдаты ловили капли воды, крестясь и крича: «Враг наш погиб, а не мы!» Офицеры сходили с лошадей и прикладывались к иконе. При этом солдатам раздавали печеный хлеб.

К 5 часам дня Милорадович успел выбраться из города через Коломенскую заставу.

Источники:
"Иллюстрированная Отечественная война 1812 года". С-Петербург. 1887 г.
"Описание Отечественной войны в 1812 году", часть 2, С-Петербург. 1839 г.