Взятие Парижа 19 марта 1814 года

Блестящая победа, одержанная нашей кавалерией при Фер-Шампенуазе над двумя французскими маршалами – Мортье и Мармоном и генералами Пакто и Амей, открыла русским войскам и их союзникам путь к Парижу – столице французов.

Отступление неприятеля было настолько поспешно, что артиллерия едва могла следовать за колоннами, бросая по пути много орудий и боеприпасов. Из Фер-Шампенуаза неприятель обратился к Сезану и шел батальонами, имея в промежутках остатки разбитой конницы. Сражение при Фер-Шампенуазе окончательно упрочило успех нашего наступления. Сами французы еще недавно славившиеся своими постоянными победами, увидели, что борьба становится неравной, и после своего поражения – одни из них с воплем, другие с ругательствами, бросали ружья и снимали с себя тесаки, сумки и ранцы.


Государь Александр I, лично управлявший движениями всех войск, как своих, так и союзных, воспользовался победой при Фер-Шампенуазе как нельзя лучше. Не теряя ни одной минуты, он двинул усиленными переходами все бывшие при нем войска к стенам неприятельской столицы – необходимо было спешить, чтобы занять ее прежде, чем Наполеон I успеет прибыть туда на выручку со всей своей армией. По обеим сторонам большой дороги, стройно двигались полки в колоннах готовые к атаке, чтобы быть готовыми ко всякой нежданной встрече с неприятелем.

Первую линию главной армии составляли корпус Раевского и Виртембержцы, за ними шли Австрйцы и Баварцы, в резерве были наши гвардия и гренадеры.

14 марта в четвертом часу утра, наша главная армия тронулась из-под Фер-Шампенуаза большой дорогой на Сезан. Государь несколько раз объезжал колонны и всюду был приветствуем радостными восклицаниями.

– «Ребята! – говорил Александр I солдатам, – до Парижа уже недалеко!»

Иногда Государь въезжал на ближайшее возвышение и любовался стройностью движения бесчисленных колонн, спешивших к Парижу. С этих же возвышений можно было различить другую массу наших войск, составлявших Силезскую армию, которая также двигалась на Париж, но по другой дороге.

На ночлеге Государь получил известие, что Наполеон не только прекратил свое отступление, но даже двинулся за нашими главными силами.

Во время перехода 15 марта, Государь получил снова донесение об опасности, грозящей со стороны Наполеона. И действительно, в тот день, когда происходил бой под Фер-Шампенуазом, Наполеон бросился на отряд, преследовавших его и очень скоро успел опрокинуть его, так как он состоял только из кавалерии. Это была последняя победа, одержанная Наполеоном. Только после нее Наполеон узнал о роковом движении русских войск на Париж. Известие о победе, одержанной русскими при Фер-Шампенуазе, еще более поразило Наполеона и он сказал: «только разве удар грома может спасти нас!» Немедленно он отдал распоряжение своим войскам спешить к Парижу.

Между тем, наши колонны уже подходили к реке Марне и в тот же день 14 марта, были посланы вперед понтоны для наведения моста, а также небольшой отряд, состояний из двух пехотных и двух казачьих полков, чтобы очистить от неприятеля противоположный берег. По прибытии к реке передовой отряд нашел здесь незначительный силы неприятеля и после небольшой стычки заставили его перебраться на другой берег. Вслед затем, казаки сами на плоту переправились через реку и очистили берег от неприятеля, с трудом удерживая его за собой и прикрывая работы по наведению моста. Вскоре наши ко-лонны стали подходить к реке и встали на берегу в ружье. Между тем несколько пеших французских колонн стали подходить к мосту и уже теснили казаков, но в то же время два наших полка, Архангельский и Староингерманландский, поспешно перебрались через реку на пароме, бросились в штыки и опрокинули французов. Тем временем понтоны скреплялись один за другим и скоро плавучий мост заколыхался под тяжестью пяти батальонов прусских войск. На противоположном берегу, пруссаки атаковали неприятеля и заняли прочную позицию. За ними переправился Киевский драгунский полк и бросившись в обход, прогнал неприятельские колонны.

Вследствие большого количества войск одного моста было недостаточно. Приказано было навести еще два моста, через которые переправа войск окончилась к 17 марту.

Русские и французы, почти одновременно переходили через реку Марну, но путь русских был гораздо короче. Несмотря на то, что на эту переправу ушел весь день 16 марта и часть 17 – русские все же успели предупредить Наполеона.

Тотчас после переправы, Главная и Силезская армия устремились к Парижу тремя колоннами. Силезская угрожала ему с Севера, левая колонна наследного принца Виртембергского – с Юга, а главные силы, под начальством Барклая-де-Толли, шли на него с Востока.

К вечеру 17 марта, перед самым закатом солнца, колонны союзников увидали в отдалении Монмартрские высоты и башни Парижа. Забыты были все труды и лишения, забыты были все страдания и потери: близкий конец войны и достижение цели трудного похода промелькнули в уме каждого, завидевшего еще в отдалении этот знаменитый город.
Здесь, перед видом Парижа, войска остановились на ночлег, чтобы на следующий день со свежими силами атаковать столицу французов.
Ночь с 17 на 18 марта прошла совершенно спокойно. Усталые войска расположились биваком и вскоре, как в лагере, так и на главной квартире все стихло. Бодрствовал только один Александр I. Он проводил ночь в ожидании того дня, когда он должен был совершить взятый на себя перед лицом всей Европы подвиг. До поздней ночи Император занимался с князем Волконским и графом Нессельроде. Он велел пользоваться первым удобным случаем для переговоров с неприятелем о сдаче Парижа, желая таким образом избежать кровопролития.

Он сделал распоряжение все же атаковать Монмартрские высоты и некоторые окрестности столицы, чтобы не дать неприятелю укрепиться и продолжать сопротивление. Кроме того, необходимо было не допустить к городу Наполеона и по возможности, стараться войти в переговоры с жителями Парижа, которые начинали понимать всю опасность своего положения. Как оказалось позже, правительство французское долго скрывало от народа истинное положение дела, рассылая по городу известия, что союзные войска состоят из летучих отрядов, совершенно разобщенных между собой Наполеоном и лишь случайно подошедших к Парижу. Но при нашей главной квартире, в ту же ночь, с 17 на 18 марта, было написано воззвание к жителям Парижа, которое должно было вывести их из заблуждения и открыть им участь, их ожидавшую.

Содержание его следующее:
«Жители Парижа! Союзная армия у стен ваших. «Цель движения их к столице Франции основана на надежде чистосердечного и прочного примирения с нею. Двадцать лет Европа утопает в крови и слезах. Все покушения положить конец несчастьям ее были тщетны, потому что в самом правительстве вас угнетающем, заключается неодолимое препятствие мира. Союзные Монархи желают найти во Франции благодетельную власть, могущую укрепить союз Франции со всеми народами и правительствами, а потому, в настоящих обстоятельствах, Парижу предстоит ускорить всеобщее примирение. Ожидаем вашего мнения с нетерпением, внушаемым огромными следствиями, какие должно произвести ваше решение. Объявите его и оно сейчас найдет защитников в армиях, стоящих у ваших стен. Союзники займутся попечениями и мерами охранять Париж и ваше спокойствие; в столице не будет военного постоя. С сими чувствованиями обращается к вам, стоящая у стен ваших вооруженная Европа. Спешите соответствовать доверенности, возлагаемой ею на вашу любовь к Отечеству и ваше благоразумие».

Маршалы Мармон и Мортье, успевшие прибыть в Париж 17 марта, значительно усилили его гарнизон, общая численность которого дошла теперь до 45 тысяч, при 150 орудиях; союзников же было до 100 тысяч. Для занятия Парижа необходимо было овладеть высотами, которыми он окружен с севера и востока, поэтому, на рассвете следующего дня, 18 марта, сражение и началось атакой восточных высот, между Пантеоном и Венсеном, что было поручено Раевскому, подкрепленному резервами графа Барклая-де-Толли. Монмартрские же высоты должны были быть атакованы Силезской армией.

По диспозиции атака была назначена в 5 часов утра. Но только Раевский и граф Барклай-де-Толли двинулись в назначенное время, остальные же части не получили известия вовремя, так как посланный с распоряжениями адъютант заблудился в незнакомой ему местности. Таким образом, атаку начали только одни русские войска.

Такая поспешность действий вынуждена была тем обстоятельством, что французы, уже на рассвете 18 марта, начали перестрелку, выказывая непреклонное желание выдержать нападение.

Флигель-адъютант Орлов, посланный в Париж для переговоров о сдаче города без кровопролития, пытался несколько раз остановить перестрелку, но все было безуспешно, его не желали даже выслушать, как парламентера.

Несмотря на самое отчаянное сопротивление французов, корпус генерала Раевского не переставал теснить их. Между тем, правая и левая колонна еще не начинали действовать, Левая была еще слишком далеко от поля сражения и еще не успела подойти к Парижу, чтобы, по своему назначение, очистить Венсенский лес и обложить Венсенский замок, а в правую, приказание об атаке высот Монмартра не было своевременно доставлено.

При атаке нашего центра французы вышли из-за укреплений и старались не допустить союзные войска завладеть высотами. Их наступление было довольно стремительно, и Раевский, видя намерение неприятеля, вынужден был с половиной корпуса выступить на защиту левого крыла наших позиций, остававшихся совершенно открытыми. Этими небольшими силами наши войска выдерживали упорные натиски неприятеля. В то же время, около восьми часов утра, Император Александр I приехал на поле сражения и, узнав о замедлении прибытия остальных колонн, велел, не теряя времени продолжать наступление и сломить усилия неприятеля, для чего Барклаю-де-Толли приказано было подкрепить Раевского.

Усилив таким образом центр и левое крыло, Государь, тем не менее, был сильно озабочен положением дел на правом крыле, где Монмартрские высоты, как самая важная позиция, были заняты французами. Между тем Силезская армия еще не прибыла. Сознавая необходимость пользоваться временем, Государь отправил адъютанта к графу Ланжерону, начальнику передового отряда Силезской армии, с приказанием, невзирая ни на какие препятствия, идти на Монмартр. Но Ланжерон в это время охранял занятую им деревню Лавилету и объяснить адъютанту невозможность оставить эту деревню незанятой, так как она лежит yа нашей боевой лиши. Однако вскоре он дождался прибытия части Силезской армии и, сдав деревню другому генералу, поспешно двинулся на Монмартр.

Тем временем, дела наши в центре и на левом фланге шли довольно успешно: французы были оттеснены к заставе столицы и оттуда действовали артиллерией. В одном месте неожиданно появились 28 орудий и открыли огонь. Но после первого же залпа, Чугуевский полк бросился на батарею с фланга и одно за другим взял все орудия, при которых прислугой были воспитанники Политехнической школы.
Оттеснив неприятеля на этих позициях, паши войска были остановлены, чтобы не вдаваться слишком быстро к стенам города, покуда на правом фланге еще не прибыла вся Силезская армия. Тем и кончилось дело, где не принимали участия ни правое, ни левое крыло.

Около 11 часов дня, к Монмартрским высотам стала подходить Силезская армия, правым флангом которой командовал Ланжерон. Государь торопил соединение и прибытие на место всего правого крыла, части которого были задержаны, как уже сказано, в местечке Лавилет, чтобы немедленно начать общую атаку. Французы еще держались в предместьях города, укрепившись в замках, в деревнях и на многочисленных возвышенностях.

Среди яркого весеннего дня, войска, стоявшие до тех пор в нетерпеливом ожидании, наконец по-лучили приказание двинуться в атаку и бросились вперед. Ни былая слава французских маршалов, ни отчаянная храбрость французов, защищавших столицу своей родины, не могли устоять против напора наших войск: одна высота за другой переходила в наши руки, знамена наши переносились с одного укрепления на другое. Атака происходила столь быстро, что Государь едва успевал выслушивать доклады о взятых укреплениях. Наши колонны, осыпаемые ядрами, картечью и ружейным огнем, двигались почти одновременно с разных сторон. Уже Бельвильские высоты, ближайшие к Парижу, где надеялся удержаться маршал Мармон со своим войском, мало-помалу, переходили в наши руки, а там уже прямой доступ к стенам города.

Но в это время войска внезапно получили приказание остановиться. Произошло это по следующему случаю: когда маршал Мармон увидел свое отчаянное положение и убедился в невозможности удержаться на высотах, он решился поспешно отступить к городу и укрепиться там, но и этого сделать было невозможно: Бельвильское возвышение так круто спускается к Парижу, что отступление неминуемо превратилось бы в бегство, причем атакующие колонны обрушились бы на французов прежде, чем они подойдут к городу. Кроме всего этого, маршал каждую минуту убеждался, что французы бессильны в этой неравной борьбе и что никакое геройство не спасет города. Он видел, как знамена союзных войск подвигаются вперед, переносясь с одной позиции на другую. Все это убеждало его в бесполезности дальнейшего сопротивления, а потому, испросив предварительно разрешения у Наполеонова брата, Иосифа, находившаяся в Париже, он отправил к Императору Александру I офицера – просить пощады и начать переговоры. Офицер явился именно в то время, когда Государь только что намеревался повелеть гвардии идти вперед и завершить победу. Сняв шляпу, офицер робко подходил к Императору и, низко кланяясь, сказал:
– Маршал Мармон просит Ваше Величество прекратить военные действия и условиться о перемирии.
Государь несколько минут помолчал, как бы что-то раздумывая, и наконец сказал офицеру:
Соглашаюсь на просьбу вашего маршала. Прикажу сейчас остановить сражение, но с условием немедленной сдачи Парижа. Иначе, прибавил Государь, — к вечеру не узнаете того места, где была ваша столица!
Но так как офицер не имел никаких полномочий, то он и просил отправить кого-нибудь из русских офицеров к маршалу, для окончательных переговоров. Для этой цели немедленно был отправлен флигель-адъютант Орлов. В передовой неприятельской цепи он встретил маршала Мармона, нетерпеливо прохаживающегося среди солдат, с обнаженной шпагой.
– Кто вы? спросил он у Орлова.
– Я полковник Орлов, адъютант Его Величества Государя Российского! – отвечал Орлов.
– Император хочет спасти Париж. В этом состоят и мое единственное желание. Какие ваши условия?
– Прекратить военные действия, французским войскам войти в заставы и тотчас назначить уполномоченных договариваться о сдаче Парижа,
– Согласен, – отвечал маршал. – Я и герцог Тревизский поедем к Пантийской заставе для переговоров. И так, к делу! Скажите, чтобы союзники перестали стрелять. До свидания!

По возвращении Орлова, Государь велел статс-секретарю графу Нессельроде ехать к заставе для заключения перемирия. В то же время были разосланы адъютанты с приказанием остановить сражение. Трудно было начальникам останавливать ожесточенных солдат.
 Один гренадер. указывая на француза, сказал своему офицеру: "Баше благородие, позвольте вот хоть еще этого подстрелить".

Испытывая радость победы, солдаты неохотно исполняли приказание, но, когда наконец, стало известно, что победа наша решена и что сражение останавливается по той причине, что французы просят пощады, солдаты радостно поздравляли друг друга и опускали оружие.
– Пришлось наконец, говорили они, – батюшке Парижу поплатиться за матушку Москву!

Гром пушек и ружейные выстрелы мало-помалу замолкали и, наконец, все стихло. Только адъютанты переезжали с места на место, передавая радостную весть.

Вдруг, на оконечности правого крыла раздались пушечные и ружейные выстрелы и Монмартрские высоты покрылись густыми облаками дыма: это была атака Ланжерона, который только теперь подоспел к высотам. Ввиду того, что обещание прекратить действия уже было дано, Государь сейчас же послал к Ланжерону адъютанта с тем же приказанием, но так как высоты находились слишком далеко от центра нашей армии, то пока адъютант доехал до места, — успела совершиться и блистательным образом закончиться достопамятная в истории атака Монмартрских высот.

Дело произошло следующим образом: Ланжерон приближался к Монмартру со стороны, защищенной тридцатью орудиями, поставленными в два ряда один над другим. С остальных сторон высоты неприступны и состоят из крутых скатов, покрытых садами и каменоломнями. Войска Ланжерона состояли из десяти полков, численностью до 8 000 человек, исключительно русского войска. Ввиду этой диспозиции колонны построились в боевой порядок. В исходе 4-го часа был дан сигнал к атаке, и солдаты бросились вперед. У подошвы горы находилось небольшое число французов, которые, завидя движете русских, частью рассеялись в стороны, частью поднялись на гору. Наши колонны поднимались по крутым скатам с такой быстротой, что французы успели сделать только два выстрела картечью.

Порядок в русских войсках при этой атаке был выше всяких похвал. Граф Ланжерон уверял, что в продолжение своей многолетней боевой жизни, он не видал ничего подобного. Солдаты с такой отвагой рвались вперед, что надо было прибегать к власти, удерживая в излишестве стремившихся в цепь застрельщиков. Офицеры, идя на приступ, прощались с товарищами, не ожидая остаться живыми.

Первая батарея была сейчас же взята, а оставшаяся в живых прислуга едва успела спастись бегством. Увидя первую батарею в нашей власти, французы, пораженные ужасом, могли сделать только один залп из другой батареи и затем скрылись в домах и укреплениях. Приближаясь к селению, наши колонны были осыпаны градом ружейных выстрелов из окон домов, но это не поколебало наступавших. В продолжение 10 минут, все укрепления и ба-тареи были взяты штыками. Все тридцать пушек были отбиты. Сверх того, было взято 60 зарядных ящиков и 150 пленных. Совершенно разбитые, французы бежали к Парижу, спасаясь от русских штыков. Лишь только окончилась атака, к графу Ланжерону прискакал адъютанта с приказанием от Его Величества.

Тогда граф Ланжерон собрал войска, поздравил их с победой, поставил караулы у парижских застав, а на самой высота Монмартра поместил хор музыкантов, которые заиграли марш. Везде показались белые знамена мира. Народ тысячами шел из Парижа, взглянуть на русский лагерь, и таким образом, Монмартр, бывший только что местом жестокой битвы, стал теперь местом всеобщей радости. 

Узнав о Монмартрской атаке, Государь достойно наградил ее участников. Через несколько дней, уже после занятия нами Парижа, у Цесаревича, Великого Князя Константина Павловича, был парадный обед, удостоенный присутствием Императора. Увидя здесь графа Ланжерона, Государь спросил его, не потерял ли он чего-нибудь. Ланжерон, смущаясь, уверял, что у него не было никакой пропажи.
– Я нашел одну вещь, – казал Государь, когда проезжал по Монмартру, и потому говорю, что она должна принадлежать именно вам. При этом Его Величество подал Ланжерону пакет, в котором был вложен орден Святого Андрея Первозванного.

После Монмартрской атаки было весьма трудно убедить, недовольных атакой, французов, что это произошло после условленного перемирия лишь по причине дальности сообщения с центром и что туда, как и во все части войска, приказание прекратить действия было исправно послано, но получилось оно слишком поздно. Атака высот происходила в то время, когда у парижской заставы граф Нессельроде совещался с двумя маршалами. Условия перемирия состояли в том, что наши войска займут Париж, между тем, как французские войска должны сложить оружие. С первой частью договора маршалы соглашались, но вторую отвергали.

– Лучше погибнем, чем подпишем такое условие! – говорил Мармон.

Ввиду этих несогласий граф Нессельроде был принужден узнать на это ответ Государя. В 7 часов вечера, Его Величество, выслушав графа, снова послал его, несколько изменив условия мира. Графу Нессельроде приказано было не требовать сдачи французских войск военнопленными, но, чтобы воспрепятствовать им соединиться с Наполеоном — поставить непременным условием отойти по тому пути, который будет указан.

– Куда же вы хотите нас отправить? – спросил Мармон у графа Нессельроде.

– По дороге в Бретань (одна из северных провинций Франции)! – отвечал тот.

Тут Мармон снова стал возражать и упорно не соглашаться даже на это условие. Спор происходил довольно долго. Между тем, начинало темнеть, а условия мира все еще не были подписаны. Принимая во внимание, что темнота ночи и невозможность военных действий даст время французским войскам отступить по желаемой дороге, граф Нессельроде поспешил к Государю Императору, выслушать от него реши-тельное приказание.

Узнав положение дел, Государь показал все свое великодушие: он согласился даже предоставить французам свободное отступление во все стороны от столицы и приказал поспешить составлением договора.

Уже занималась заря 19 марта, когда Орлов и депутаты от города Парижа прибыли на главную квартиру.

– Какие вести привез ты мне? – спросил Государь у Орлова.
– Капитуляцию Парижа, Ваше Величество!

Государь прочитал ее и затем обнял Орлова и поздравил с заключением столь важного договора.

19 (31) марта 1814 года рано утром русские войска во главе с императором Александром I триумфально вступили в Париж. В шестом часу к Государю Императору явились чиновники из Парижа, умоляя Его Величество принять город под свое покровительство. Между тем, Государь уже сам готовился посетить столицу и посылал туда офицеров для различных распоряжений. Ровно в восемь часов утра, к царскому крыльцу подвели сбрую лошадь, по имени «Марс». Государь сел на нее и во главе своего войска поехал в Париж. Невозможно описать радости и любопытства, с каким встречали французы русского Монарха. Народ тысячными толпами теснился к царскому поезду, спрашивая: «где Александр?».

– Вот он! Вот Александр», – говорили некоторые, узнавшие нашего Монарха. Как он милостиво с нами раскланивается!
– Я вступаю не врагом, а возвращаю вам мир и торговлю, – говорил им Государь.
– Мы уже давно ждали прибытия Вашего Величества, – сказал один француз.
– Я бы ранее к вам прибыл, – отвечал Государь, - обвиняйте в моей медленности храбрость ваших войск.

Чем дальше подвигалась свита Государя, тем более увеличивалась толпа и ее ликование. Верхом можно было ехать с большим трудом. Теснясь вокруг Государя, французы самым чистосердечным образом выражали ему свое приветствие.

– Останьтесь среди нас! – говорили они. – Царствуйте над нами, или дайте нам монарха, подобного вам!

Вскоре на улицах Парижа показались колонны войска. впереди шли австрийцы. Французы теснились в ряды и с любопытством осматривали иноземных солдат. Побежденные достойным образом встречали победителей. Но когда показались русские гренадеры и наша гвардия, французы не могли удержать своего восторга и удивленья перед грозными рядами бодрых и рослых солдат. В самое блистательное время европейских походов Наполеона его армия не была в таком прекрасном состоянии, как эти русские корпуса, испытавшие уже три бессмертных похода.

– Да здравствуете Александр! – кричали французы. – Да здравствуют русские!


Объехав город, Государь отправился во дворец одного французского сановника (Талейрана), где было приготовлено помещение для приема Его Величества. Весь день прошел в радостном веселье. Каждый чувствовал, что многолетняя война наконец миновала. Бывшие враги мирились между собой и дружественно проводили время. Французы и русские так сблизились за это время, что не считали друг друга иностранцами. Наконец, настал вечер и столица, начавшая уже мирную жизнь, погрузилась в спокойное вдохновение. По пустым улицам раздавались лишь оклики русских часовых.

На другой же день взятия Парижа, все правительственный учреждения открыли свои действия: почты по-прежнему принимали и рассылали письма, банках стали производиться вклады и выдачи денег, свобода каждого обитателя была вполне обеспечена: французам дозволено было выезжать по желании из города и въезжать в него. Словом, вся жизнь вошла в свой колеей.

Между тем, Александр спешил упрочить во Франции правительственную власть, но для этого нуж-но было совершенно уничтожить влияние Наполеона, который еще питал надежду на успех. Не имея смелости со своими силами подступить к Парижу, он пытался привлечь к себе народ, собрать свою разбитую и рассеянную армию. Но все это было бы напрасно. Он сам не мог не сознавать, что теперь никакой успех не спасет его, когда сам французский народ отвергает его власть, и что всякое сопротивление продолжило бы лишь бесполезное кровопролитие.

Сенат уже приговорил его к лишению престола и оставалось только получить его форменное соглашение. Но Наполеон медлил. Между тем, французские войска с каждым днем уменьшались в своем составе: офицеры и солдаты, сознавая безнадежное положение армии, испрашивали у нашего правительства дозволения возвратиться ъ дома, на что получали разрешение.

Наконец, Наполеон, не видя возможности продолжать сопротивление, послал в Париж генерала с предложением отречься от престола в пользу сына своего. Ему отказали. Тогда Наполеон, 24 марта, подписал отречение от престола. Таким образом трон был готов принять своего законного короля.

Царственная фамилия Бурбонов в то время находилась вне пределов Франции и союзники ожидали ее возвращения. Между тем, Александр I, переехав в Елисейский дворец, посещал театры, где в Его честь устраивались торжественные представления, осматривал достопримечательности богатой столицы и принимал у себя знаменитейших людей и государственных сановников.

В мае 1814 года Людовик XVIII прибыл в Париж, чтобы вступить на прародительский престол, возвращенный ему великодушием и справедливостью Русского Монарха.

Временное правительство, назначенное Государем, постепенно передало власть новому французскому правительству.
В конце мая наши войска сменились французской гвардией и направились в обратный поход в Россию.

Не тяжело было русскому вспомнить Москву и Кремль, в двенадцатом году, во власти французов, после того как наши войска отдохнули от побед в столице французского государства.

Литература: "Взятие Парижа 18-го марта 1814 года". С.-Петербург. 1884 г.