Польское восстание 1830–1831 годов

Польское восстание 1830–1831 годов было попыткой польской шляхты создать независимое государство. Оно продолжалось чуть меньше года и закончилось поражением мятежников.

Восстание началось в ночь с 17 на 18 ноября 1830 года. В августе 1831 года русская армия штурмом захватила Варшаву, одержав победу. В результате этого события Николай I отменил либеральную и демократическую Польскую Конституцию 1815 года. Польша стала одной из губерний России, лишившись особых привилегий.

Формальным поводом для восстания послужил приказ Николая I о подготовке польских войск к совместному походу с русской армией в Бельгию для подавления восстания там.

Указом Николая I 31 декабря 1831 года была учреждена медаль "За взятие приступом Варшавы", которой награждались высшие офицеры, нижние чины и рядовые, а так же медики и священники, при войсках, участвовавшие в штурме Варшавы 25 и 26 августа 1831 годов.

История восстания поляков против русского правительства
Русское правительство столько благодати излило на поляков после падения их отечества. Император Александр I Благословенный вопреки советам знаменитых европейских и русских дипломатов присоединил к России Варшавское герцогство, образовал из него царство Польское и дал сему последнему такую либеральную конституцию, какой в то время не было во всей Европе. Как же отнеслись сами поляки к этой великой милости русского царя – они в высокой степени остались недовольны и конституцией, и ее творцом Александром Благословенным.

Они образовали множество тайных революционных обществ, распространили крамолу по всем областям бывшей Речи Посполитой и, при первом удобном случае, полагали поднять восстание. Каковой замысел и привели в исполнение в пятый год царствования императора Николая I.

Благодаря бесчисленному множеству тайных обществ и их агентов, рассыпанных по царству Польскому и Западно-русскому краю, уже к началу царствования императора Николая I почти вся польская интеллигенция, за весьма малыми исключениями, была возбуждена против России и жаждала восстания. Теперь вопрос был только в том, как приступить к восстанию и как повести его. На этом пути главные деятели революции разделились на две партии: «белых» и «красных». Партия «белых» отличалась умеренностью и никогда не прибегала (или по крайней мере, очень редко) к крутым, террористским мерам: она хотела достигнуть восстановления Польши путем дипломатических переговоров и разного рода уступок. Партия «красных», наоборот, отличалась страшной энергией, необузданностью и неукротимостью; для восстановления Польши она проповедовала самые крайние меры: яд, кинжал, убийство и т. п. Во главе первой партии стали следующая лица: генерал Хлопицкий, князь Адам Чарторыйский (бывший друг императора Александра I), Велепольский, Пац, Серавский, Скржинецкий, Радзивиль и другие. Во главе второй партии стояли следующие лица: Заливский, ксендзь Брониковский, Высоцкий (составитель главного тайного общества, известного под именем «Высоцкого»), Урбанский, Набелян, профессор Лелевель и другие.

Так как партия «красных» состояла из людей более энергичных (крикунов), чем парти «белых», то эта партия на одном из общих заседаний взяла верх и ей поручено было начало и руководительство восстанием.

Ставши во главе революционного движения, пария «красных» прежде всего положила напасть на Бельведерcкий дворец в Варшаве, где проживал наместник царства Польского великий князь Константин Павлович, которого решено было убить Затем, с помощью польского войска и школы подпрапорщиков, предположено было арестовать русских генералов и офицеров, а в случае сопротивления — убить, и, наконец, поднять восстание в городе (поднять городских жителей) под предлогом, будто русские умерщвляют поляков.

Нападете на Бельведерский дворец поручено было Набеляну и нескольким лицам из школы подпрапорщиков. Высоцкому и Урбинскому поручено было арестовать русских генералов и офицеров, ксендзу Брониковскому — возмущение народа в городе. Остальными заговорщикам тоже было поручено то или другое дело, служившее к увеличению yспеха заговорщиков.

Первое польское восстание
День восстания был назначен 17 ноября 1830 г. в 7 часов вечера. Сигналом для начала действий назначалось пламя пивоварни на Сольце.

17 ноября около 8 часов вечера Набелян вместе с 5 подпрапорщиками и 8 академиками отправился к Бельведерскому замку; не встречая сопротивления, заговорщики проникли во дворец и бросились во внутренние покои отыскивать великого князя Константина Павловича. Великий князь в это время находился в своем кабинете вместе с вице-президентом города Варшавы Любовицким и генералом Жандром.

Когда раздался шум в соседней комнате, Любовицкий и генерал Жандр выскочили из кабинета, чтобы узнать причину шума. Заговорщики, увидя их, бросились на них и поразили их штыками. Любовицкий, умирая под штыком, успел крикнуть: «князь! Спасайтесь — дело худо». Предсмертный крик Любовицкого страшно поразил великого князя, князь растерялся и не знал, что делать. К счастью, тут находился старый камердинер князя, который не потерял присутствия духа: он быстро подскочил к дверям кабинета, ведущим в соседние комнаты, в которые ворвались заговорщики, захлопнул их и запер задвижкой, тем самым преградил доступ убийцам. Впрочем, заговорщики, как впоследствии выяснилось, не намеревались входить в кабинет князя: они думали, что князь убит, принявши генерала Жандра за князя. Князь, между тем, вышел черным ходом на двор и тут, благодаря распорядительности генералов Курнатовского, Данненберга и Герштенцвейга, скрылся под охрану конногвардейского полка.

Между тем революция все более и более разгоралась: революционеры захватили в оружейном складе 40000 патронов и роздали их своим войскам, а затем овладели без боя самой важною крепостью в царстве Польском, именно, Модлином, про которую Наполеон I сказал: «кто владеет крепостью Модлин, тот будет владеть и всею страной (т. е. царством Польским»). В крепости революционеры нашли 5000000 патронов и 60 пушек. Но несмотря на это, положение революционеров было незавидное: войска у них было мало — большая часть польского войска не хотела изменить русскому государю и осталась верной данной присяге; к тому же у них не было общего руководителя, а потому некоторые из писателей не без основания говорили: «если бы великий князь Константин Павлович захотел воспользоваться оставшимся верным ему войском, то он легко мог бы подавить восстание», тем более это могло бы случиться, что среди революционеров происходили раздоры и несогласия.

Но великий князь по своей сердечной доброте не воспользовался этим и не прибег к энергическим мерам. При том он полагал, что это восстание, как не вызванное русскими, направлено не против русского государя, который так много сделал добра для поляков, а есть вспышка среди самих поляков — одной враждебной партии против другой и скоро утихнет само собой. Но дальнейшие поступки поляков, как, например, убийство некоторых лиц, совершенно ни в чем неповинных, показали ошибочность этого взгляда.

Когда ясно обозначилось, что восстание поляков направлено именно против русских и того административного строя, какой дан полякам императором Александром Благословенным, великий князь Константин Павлович на следующий день,18 ноября, вместе с русскими войсками оставил Варшаву; выйдя за город, он утвердил свою квартиру в трех верстах от Варшавы в местечке Вержбе и стал ожидать дальнейших действий революционеров.

Так началось первое восстание поляков.

Но удаление великого князя из Варшавы, в городе поднялась пария «белых»: она задумала овладеть революцией и повести ее путем более мирным; она думала, захвативши власть в свои руки, помириться с русским правительством и затем вступить с ним в переговоры и таким образом мирным путем достигнуть желанной цели, т. е. образования самостоятельного польского государства в пределах 1772 года под протекторатом России. Благодаря оплошности «красных», «белые», действительно, овладели революцией и немедленно образовали из себя так называемый административный совет. В составь этого совета, между прочим, вошли: князь Любецкий, Адам Чарторыйский, Немцевич, Лелевель и генерал Хлопицкий. Последний и сделан был главнокомандующим польских войск.

Получивши власть в свои руки, административный совет 21 декабря отправил депутацию к великому князю с разъяснением ему, какие причины вызвали волнения и на каких условиях поляки перестанут бунтоваться и снова признают себя покорными русскому правительству.

Но прибытии в Вержбу, местопребывание великого князя Константина Павловича, депутация от имени административного совета и всего, по их словам, польского народа прямо заявила великому князю, что восстание произошло вследствие несогласия покойного императора присоединить к царству Польскому Литву, Белоруссии, Подолию и ту часть Малороссии которая принадлежала Польше до первого раздала, и что если русское правительство желает, чтобы польский народ был покоен и подчинялся русской короне, то пусть оно исправить ошибку, по их словам, Александра Благословенного. Великий князь, до последней минуты думавший, что поляки остаются благодарными почившему императору за все, что сделано было для них, и что восстание в Варшаве есть только временная вспышка недовольных, которая скоро сама собой прекратится, поражен был такого рода заявлением депутации. «Вы сами знаете, сказал он депутации, что я ничего не могу сделать для удовлетворения вашей просьбы — дело это Государя Императора. Скажу вам только одно, что я со всеми своими войсками немедленно удаляюсь из пределов Польского государства и предоставляю все вам в ваше распоряжение».

С этими словами великий князь Константин Павлович раскланялся с депутацией и удалился в другую комнату. 22 декабря он со своими войсками выступил по направленно к Петербургу.

6 декабря в Варшаве был распущен административный совет и вместо него установлено было временное правительство, во главе которого стал Адам Чарторыйский, при чем Лелевель получил портфель министра народного просвещения.

18 декабря новое правительство созвало сейм. Но лишь только начались совещания на нем, как обнаружились разногласия между членами сейма: одни требовали немедленно объявить войну с Россией и в то же время произвести возмущение во всех областях бывшей Речи Посполитой, которые отошли по трем разделам Польши к России: другие, не желая доводить дело до крайности, настаивали на том, чтобы вступить с русским правительством в переговоры. К последней партии принадлежал и генерал Хлопицкий. Когда же первые стали брать верх, то Хлопицкий, опираясь на войско, объявил себя диктатором Польши.

Хлопицкий был один из замечательных лиц среди поляков этого времени. Он обладал величественной наружностью; был в высшей степени честный, откровенный, прямой, всегда правдивый к данному слову и необыкновенно рассудительный. Он имел громадное влияние на окружающих. Солдаты его обожали. Во время восстания Хлопицкому было 60 лет. Он с ранних лет служил в войске. При Наполеоне I Хлопицкий поступил во французскую армию и участвовать в походе французов в Испанию. Наполеон I ценил его дарования и произвел в генералы. Ценило его и русское правительство. При императоре Александр I Хлопицкий состоял на действительной службе, но по вступлению на престол императора Николая Павловича, он вышел в отставку и жил в Варшаве частным человеком, получая от французского правительства, как бывший генерал Франции, 6000 франков пенсии.

Сделавшись диктатором, Хлопицкий снарядил два посольства: одно в Петербург к императору Николаю Павловичу для переговоров, а другое к европейским дворам просить содействия.

Во главе посольства, отправленного в Петербург, стояли: министр финансов царства Польского князь Любецкий и депутат сейма Езерский. Им поручено было путем переговоров добиться: а) ручательства в точном исполнении конституции со стороны русского правительства, хотя бы она и была нарушаема со стороны поляков; б) присоединения к царству Польскому Литвы, Белоруссии и той части Малороссии, которая отошла к России по разделу Польши, а также Волыни и Подолии, т. е. депутаты должны были требовать присоединения к царству Польскому тех областей бывшей Речи Посполитой, которые отошли к России по трем разделам Польши. Но Государь не дал депутации аудиенции, как польским посланцам: он принял князя Любецкого, как министра финансов царства Польского, и Езерского, как депутата; при чем объявил им для передачи землякам их, чтобы они немедленно прекратили мятеж, сложили орудие и принесли повинную) что, в противном случае, виновные понесут тяжкое наказание. С этим ответом 1 января 1831 г. депутация и возвратилась в Варшаву.

По возвращении депутации из Петербурга в Варшаву, Хлопицкий собрал сейм, передал слова Государя Императора и стал уговаривать депутатов подчиниться требованию Государя: он, как умный человек, отлично понимал, что поляки, вступая в борьбу с Россией, непременно проиграют ее и вследствие этого в десять раз ухудшать свое положение. Но члены сейма, руководимые партией «красных», ошикали и освистали слова своего диктатора: они потребовали окончательного разрыва с Россией и борьбы с ней на жизнь и смерть: «что будет, то будет» кричали депутаты. В заключение, сеймовое собрание, по совету графа Романа Солтыка, провозгласило лишение права Русской Императорской фамилии на польскую корону. Хлопицкий, увидя, что его соотечественники вступили на самый опасный путь своим последним поступком, сложил с себя диктаторскую власть и отказался от командования войском. Командование войском было передано князю Михаилу Радзивилу.

Лишением поляками Русской Императорской фамилии польской короны было нанесено России тяжкое оскорбление, оскорбление это нужно было смыть кровью. И действительно, лишь только весть об этом оскорблении дошла до Петербурга, как Государь Император Николай Павлович, внимая голосу общественному, решился наказать бунтовщиков самым примерным образом.

В начала февраля стотысячная армия русского войска с 336 пушками, под начальством фельдмаршала Дибича-Забалканского, вступила в пределы Польского государства. В то же время приказано было из внутренней России двинуться нескольким дивизиям и с Дона 13 казачьим полкам. Таким образом против восставших поляков двинуто было русских войск около 180000 человек.

Поляки выставили против русских около 140000 человек и 146 пушек. Понятно, что этих сил для борьбы с русскими было весьма недостаточно. Надежда на успех поляков еще более уменьшалась, если принять во внимание, что во главе польского войска стоял человек, совершенно не боевой. Михаил Радзивил (новый польский главнокомандующий) был человек прекрасный в частной жизни: добрый, честный, мягкий и уступчивый, но как полководец, никуда не был годен. Из всех генералов, бывших в то время в польском войске, один только Хлопицкий мог управлять apмией. Это хорошо, впрочем, сознавало и временное варшавское правительство, а потому, назначивши главнокомандующим польских войск Радзивила, упросило Хлопицкого всегда быть при Радзивиле и помогать ему советами. Правда, кроме Хлопицкого, в польском войске было еще два весьма даровитых человека: Прондзинский и Хржановский. Но только они мало принесли пользы полякам. Оба они состояли членами штаба. Прондзинский одно время был даже начальником штаба польской армии. Прондзинский и Хржановский, будучи высокообразованными людьми, отлично понимали военное дело, но только в теории. Оба они могли создавать великие военные планы, даже гениальные, особенно Прондзинский, но только трудно приводимые в исполнение при наличных средствах. Прондзинский был даровитее Хржановского, но характер имел невыносимый: грубый, вспыльчивый, надменный (не признававший ничьего авторитета), в высшей степени самонадеянный. Любимой его фразой было говорить, что один поляк по уму и по храбрости равен четырем русским.

Хржановский был основательнее Прондзинского и хладнокровнее его. Он постоянно противоречил Прондзинскому. Они были враги между собой, часто ссорились и, желая насолить друг другу, вредили общему делу. Понятно, что эти два выдающаяся лица при всех их дарованиях не только не приносили пользы польскому войску, но, наоборот, приносили ему вред.

Между тем русские войска в стройном порядке, под начальством фельдмаршала Дибича-Забалканского, продолжали свое движете к пределам царства Польского. Движение это произвело в столице царства Польского страшный переполох. Хлопицкий и Радзивил немедленно составили военный совет: что делать? Как вести военный действия? В ответь на эти вопросы представлена было польскими генералами масса разнообразных, проектов. Первый план предложен был Хржановским. План этот был наступательный: он отличался смелостью, быстротой и энергичностью. План, действительно, был хорош, но он был не исполним в руках бездарных польских генералов.

Когда Хржановскому заметили, что подобным планом он ставит все на карту, то Хржановский ответил: «тем лучше, потому что менее будет продолжительна агония больного человека». План Хржановского был отвергнут. Второй план был Прондзинского. Он был оборонительный. Но и этот план был отвергнуть. После долгих прений, принят был следующей план: польскую армии в главных ее силах (около 70000) расположить к северу от Варшавы по двум дорогам —Ковенской и Брестской, и затем, при наступлении неприятеля, отодвигаться к Варшаве, сосредоточиться в двух верстах от города, в местечке Грохове, укрепиться тут и вступить в генеральную битву.

План борьбы был выбран весьма неудачный: во-первых, он раздроблял силы поляков на части, во-вторых, ослаблял их без всякой цели и нужды, и, в-третьих, главная позиция, выбранная в силу этого плана, представляла массу неудобств.

Против этого плана сильно восставали и Прондзинский и Хржановский, но, несмотря на их протест, план был принять.

24 января 1831 года русская армия с разных сторон вступила в пределы царства Польского и началось общее движение к Варшаве по тем именно дорогам, по каким расположены были и польские войска. Русских войск было в этих местностях около 100000. Кроме Дибича в русской армии были еще следующие выдающееся генералы: Толь (начальник штаба), князь Шаховский, Розен, Власов, Пален, Крейц и др.
1 февраля русские войска в первый раз встретились с польскими войсками и с этого дня идут незначительный стычки. 7 февраля около корчмы Вавры произошла первая довольно значительная битва. В этой битве поляки дрались отчаянно и своим мужеством показали, что русским предстоит вести довольно упорную войну. Битва продолжалась 7 часов. Кончилась тем, что поляки отступили к Грохову. Русские потеряли в этой битве около 4000 человек.

12 февраля главная русская армия в числе 76000 с 250 пушками подошла к селению Грохову, где уже, согласно раньше принятому военному плану, сосредоточена была польская армия в числе 60000 человек. Кроме главнокомандующего Радзивила и его помощника Хлопицкого тут находились польские генералы: Прондзинский, Хржановский, Круковецкий, Янковский, Жимирский, Скржинецкий, Дембинский, Ромарино, Рыбинский, Лубенский и др.

13 февраля произошла знаменитая Гроховская битва. Она началась в 9 часов утра и продолжалась до 5 часов вечера. В этой битве, как и под Ваврой, поляки дрались мужественно; но несмотря на это, они проиграли битву и в страшном беспорядке принуждены были отступить к Варшаве. Причину поражения польской армии нужно искать не в польских солдатах, а в польских генералах, которые руководили битвой. В начале битвы главным руководителем был генерал Хлопицкий, хотя официальным полководцем считался Михаил Радзивил.

Благодаря умным распоряжениям Хлопицкого, поляки кое-как держались. Очень может быть, что дела их были бы еще лучше, если бы командиры полков исполняли приказания Хлопицкого, но большинство из них, не считая Хлопицкого главнокомандующим не находило нужным слушаться его приказаний, и чтобы заставить их идти в битву, Хлопицкий каждый раз должен был ездить к Радзивилу и просить его распоряжений, пока сам не получил раны и был выведен из битвы.

Потеря Хлопицкого для поляков, и при том в разгар самой битвы, была очень важна: пока он управлял битвой, дела поляков, как мы сейчас уже заметили, шли кое-как, но когда его не стало, Радзивил окончательно растерялся: крестился, шептал молитвы, призывал на помощь угодников Божьих, и на донесения командиров о печальном положении дела отвечал текстами из священного писания. В то же время Уминский и Круковецкий поссорились между собой, Шембека плакал, а Прондзинский и Хржановский подрались, один только начальник третьей дивизии Скржинецкий сохранял присутствие духа и только благодаря ему польская армия не была окончательно истреблена.

Поразивши польскую армию, русский главнокомандующий три дня простоял без дела на поле битвы, ожидая польской депутации из Варшавы с покорностью. Но на четвертый день получено было известие, что поляки укрепляют Варшаву: стало ясно, что поляки и не думают сдаваться. Тогда русский фельдмаршал созвал военный совет, на котором положено было отступить на юг от Варшавы, где ожидать прибытия осадного парка и тогда приступить к штурму варшавских укреплений.

Между тем польский главнокомандующий, после поражения под Гроховом, прибежавши в Варшаву, издал прокламацию, в которой старался выгородить себя в поражении под Гроховом: всю вину он сваливал на Хлоппцкого и Прондзинского. По этому поводу был собран сейм, на который пригласили главнокомандующего Радзивила. Тут на него со всех сторон посыпались укоризны и обвинения и, наконец, лишили его власти. Затем приступили к выбору другого главнокомандующего. После долгих и бурных споров избрали главнокомандующим Скржинецкого.

Новый главнокомандующий польских войск родом был из Галиции. В это время ему было около 45 лет. Образование он получил в Львове. В 23 года он поступил в войско Наполеона I и участвовал в его последнем походе на Россию в 181 году. По образовании царства Польского, Скржинецкий жил в Варшаве в качестве командира 8 пехотного полка. Великий князь Константин Павлович не любил его и часто говорил про него: «этот командир все может рассказать, что пишут во французских и английских газетах, но ничего не знает, что делается в его полку». И действительно, Скржинецкий мало понимал толку в военном деле. Правда, он был храбр, любил войну и умел воодушевлять солдат. Но, как говорил про него Прондзинский, «он не имел дарований стратегических!», ничего не понимал в употреблении кавалерии, артиллерии и вообще в операциях целой армии. Кроме того, Скржинецкий в высшей степени ценил выгоды жизни; страсть к комфорту доходила у него до того, что он почти всю компанию сделал в карете. Без плотного завтрака, не выспавшись хорошенько, он ничего не предпринимал. Действуя в военном деле в высшей степени нерешительно, он отличался изступленным религиозным фанатизмом: постоянно соскакивал с лошади при виде костела, креста и какого-нибудь изображения католического святого, становился на колени и подолгу молился, что нередко было причиной упущения важных случаев, чтобы достигнуть успехов в борьбе с неприятелем.

Ясно, что выбор поляками Скржинецкого главнокомандующим своей армии был весьма неудачен. Офицеры польской армии, зная хорошо Скржинецкого с самой дурной стороны, постоянно критиковали его действия вслух, таким образом подрывали его авторитет в глазах всех присутствующих. Хржановский и Прондзинский просто ненавидели своего главнокомандующего. Впрочем, Скржинецкий скоро удалил их, давши им другое назначение вне армии.

Получивши власть главнокомандующего, Скржинецкий прежде всего постарался определить своих друзей на более выдающаяся места, как военные, так и гражданские, при чем начальника первой дивизии, самого первого своего друга, генерала Круковецкого он сделал генерал-губернатором города Варшавы. Затем приказал польской армии выступить из Варшавы и двинуться в сторону русской армии, имея в виду время от времени делать нападения на нее. Действительно, скоро начались более или менее значительный стычки между русскими и польскими войсками, в которых русские постоянно одерживали перевес, за исключением битвы при Дембе-Вельке, где русский 6-й корпус, предводительствуемый бароном Розеном, вследствие неисполнения инструкций, данных ему фельдмаршалом, был разбить и потерял около 4000 убитыми и около 3000 ранеными . Но зато поляки скоро потерпели страшное поражение от самого Дибича под городом Остроленкой.
 
Битва при Остроленке
Битва при г. Остроленке — самая замечательная из всех битв, которые были между русскими и поляками в эту компаний. Битва происходила 14 мая. Поляки за несколько дней до битвы заняли этот город в числе 40 тысяч и стали поджидать русских. Русские не замедлили явиться в числе 26 батальонов. Битва продолжалась 9 часов (с 10 часов утра до 7 часов вечера). В этой битве поляки дрались отчаянно, но, благодаря безрассудным распоряжением Скржинецкого, были разбиты на голову. Прендзинский говорил. что под Остроленкой польскую армию разбил не русский фельдмаршал, а сам Скржинецкий. В этой битве пал весь цвет польской мо-лодежи и после этой битвы польская армия уже не могла снова быть укомплектована. Под Остроленкой поляки потеряли убитыми более 10000 и более пяти тысяч пленными. Тут погибли их лучшие генералы: Каменский, Клицкий — были убиты; Пац, Богушевский, Малаховский — тяжело ранены.

После битвы, польская армия, расстроенная и в страшном беспорядке, потянулась к Варшаве; в ее хвосте был сам Скржинецкий. Он окончательно упал духом, был совершенно уничтожен и подобно Костюшко время от времени вскрикивал: «Finis Poloniae! (Польше конец)».
По признанию всех специалистов военного дела битва при Остроленке принадлежит к числу замечательных битв, одержанных Дибичем, так как польская сила была сокрушена; но победа эта не принесла, русским тех выгод, каких можно было ожидать; причину этого военные специалисты видят в самом фельдмаршале: он, вопреки советам начальника штаба Толя (ученика Суворова), одного из даровитейших русских генералов, не преследовал отступающую польскую армию и не добил ее окончательно, а это можно было сделать: свежие войска у Дибича были под руками. Если бы  Дибич бросился за отступающей польской армией, то он окончательно добил бы ее, а заем занял бы Варшаву и тем самым  закончил бы компанию.

Разбивши польскую армию, русский фельдмаршал отступил к Пултуску, а поляки — в Варшаву, где пополнились свежими войсками и укрепили город.

Но, несмотря на некоторые промахи русского главнокомандующего, положение поляков было весьма отчаянное: в одно время с поражением главных сил поляков в царстве Польском шло их поражение на Волыни и в Литве.

Восстание поляков на Волыни и Литве произошло одновременно с восстанием в царстве Польском. Там образовалось множество шаек в 200-300 человек, а некоторые шайки были в 1000 человек и более. Шайки образовывали помещики своих имениях из крестьян и челяди. В формировании шаек весьма деятельное участие принимали приходские ксендзы: они говорили зажигательные проповеди и угрожали проклятием и гневом Божьим, если кто из их прихожан не хотел идти на «москалей и схизматиков».

Самыми выдающимися лицами в деле восстания на Волыни были трое: Дверницкий, граф Стецкий и майор Шон. Против них послан был генерал Редигер с 12000 войском. Русские долго преследовали Дверницкого, у которого было около 19-тысячное войско и 12 орудий. 14 апреля Редигер притиснул его на австрийской границе у корчмы Люлинской и польский генерал, видя свое безвыходное положение, со всем войском и артиллерией перешел границу и сложил оружие перед австрийскими войсками. Австрийцы выдали русским все оружие польского войска, но Дверницкого не выдали, хотя по этому поводу долго шли переговоры и ездил к австрийцам по поручению Редигера генерал Берг. Вслед за этим скоро разбиты были отряды графа Стецкого и майора Шона, при чем первый получил ранение, но благодаря храбрости своей жены скрылся в одном лесу, а второй попался в плен и был предан военному суду, который приговорил его к расстрелу, за его жестокости с русскими и евреями, что немедленно и было приведено в исполнение.

В Литве главным деятелем со стороны инсургентов был генерал Гелгулд. Человек совершенно бездарный, но любимец Скржинецкого и попал сюда по его настоянию.

В Литве, как и на Волыни, благодаря помещикам, образовалось много шаек для борьбы с русскими, но у них не было общего руководителя, а потому, несмотря на их многочисленность, они не принесли никакой пользы делу революции. Поэтому варшавское правительство, по совету Скржинецкого и назначило в Литву Гелгулда в качестве руководителя банд. В начала мая он вместе с Домбровским, Заливским, Хлоповским и Роландом прибыл в пределы Литвы. Эти четыре человека в короткое время сформировали армию в 20000 человек с 25 орудиями и двинулись на Вильну. Вильна составляла главный центр, где сосредоточены были русские войска под начальством генерал-губернатора Храповицкого. Движете Гелгулда на Вильну вызвало энтузиазм среди поляков этого города и ухудшило без того весьма незавидное положение Храповицкого. У Храповицкого было войска всего 3000 человек и только благодаря необыкновенной энергии и уму этого даровитого человека в Вильне не вспыхнуло восстание.

Двигаясь на Вильну, Гелгулд около Райгорода (Ковенской губернии) встретился с отрядом русских войск в 5500 человек с 14 пушками под начальством барона Сакена, Произошла битва и благодаря численному превосходству Гелгулд одолел Сакена. Потеряв 1500 человек убитыми и пленными, Сакен отступил к Вильне.

Эта незначительная победа так отуманила глаза польского генерала, что он вообразил себя выдающимся знатоком военного дела и перестал слушаться советов своих лучших сподвижников, каковыми бесспорно были Дембинский и Роланд, и на некоторое время предался полнейшей бездеятельности: целый месяц Гелгулд праздновал свою победу над русскими под Райгородом, принимал от соседних польских помещиков депутации, поздравления и обеды. А между тем он упустил дорогое время: ему после битвы под Райгородом следовало бы немедленно двинуться на Вильну и взять ее — -и это весьма возможно было бы, потому что у Храповицкого тогда было под руками не более 5000 человек, а у Гелгулда 24000. Падение же Вильны имело бы громадное значение как нравственное, так и материальное: Вильна была средоточием Литвы, центром религиозной жизни; там находился арсенал, 200 орудий и большие запасы.

Благодаря бездарности и бездействие польского генерала Гелгулда, генерал-губернатор Храповицкий стянул к Вильне значительный силы. Скоро сюда прибыл Сакен, которому вручено было начальство над всеми русскими войсками до прибытия графа Курута. Сакен расположил русские войска впереди Вильны на Панарских высотах и стал ожидать Гелгулда.

5 июня Гелгулд подошел к Вильне, и тут началась битва. Битва продолжалась около 8 часов и кончилась совершенным поражением Гелгулда. Разбитые на голову поляки в страшном беспорядке обратились в бегство по направлению к городу Шавлям. Но быстрее всех бежали Гелгулд и Заливский: им все казалось, что их преследуют русские; но русские, благодаря медлительности графа Курута, заступившего место Сакена, после битвы не преследовали бежавших поляков. Поляки бежали три дня без отдыха и остановились под Шавлями. Шавли были заняты слабым русским отрядом в 2500 человек под начальством генерала Крюкова, Польский генерал Гелгулд решился овладеть этим городом, чтобы хотя этим небольшим успехом загладить свое поражение под Вильной. Гелгулд не сомневался в своем успехе, так как у него было 15000 войска.

Но он сильно ошибся в этом: генерал Крюков оказался истинным москвичом: на предложение сдаться — ответил, что скорее согласится тысячу раз умереть со всем отрядом, чем сдаться. После этого ответа Крюков собрал военный совет, на котором он и все офицеры дали торжественную клятву биться до последней крайности; затем с коленопреклонением отслужен был молебен, и началась битва. Поляки предположили атаковать Шавли сразу со всех сторон: Дембинский и Шимановский с юга, Роланд с запада, а Серавский с севера. Роланд и Шимановский, рассыпавши в цепь почти всю свою пехоту, начали атаку одновременно, но были отброшены с большим уроном. Атака была снова повторена с тех же сторон и опять была отбита. Тогда поляки попробовали атаковать кавалерией, которая с Яновичем во главе проскакала до самой площади, не встретив никого. Но здесь полковник Романовский, собрав фурштатов и раненых, отбил атаку.

Кавалерия бросилась к выходу, по встреченная огнем нашей пехоты была почти вся уничтожена. Поляки попробовали еще раз атаковать Шавли с запада, но были снова отбиты и принуждены отступить. Русские в этом деле потеряли до 500 человек, а поляки с разбежавшимися до 4000, так что на другой день их прибыло в местечко Куршаны всего 11000 человек. Но Крюков не остановился на отражении поляков, а на следующий день пошел их преследовать.

По прибытии армии в Куршаны, польские генералы созвали военный совет. На этом совете поднялись голоса против Гелгулда: все требовали от него, чтобы он отказался от управления войском. После долгих и бурных прений решили разделить армию на три самостоятельные отряда между следующими лицами: Дембинским, Роландом и Хлоповским. К отряду Хлоповского в качестве простого генерала причислен был и Гелгулд. Но такое дробление армии не принесло пользы, напротив, принесло вред: обессиленная своим разделением армия, но могла защищаться против русских отрядов, которые стремительно напали на них недалеко от прусской границы. Произошла страшная суматоха. Во время этой суматохи польский офицер Скульский поскакал к Гелгулду и убил его пистолетным выстрелом.

Теснимые русскими генералами Крюковым, бароном Крейцем и Сакеном два польских отряда Роланда и Хлоповского перешли у Полангена прусскую границу и сложили орудие. Что же касается Дембинского, то он, исколесивши почти всю Литву, убегая от преследования русских, 22 июля прибыл в Варшаву. При вступлении в город вид отряда Дембинского представлял самый пестрый и разнообразный: толпы солдат, одетых в польские и русские мундиры, в студенческие сюртуки и в простое крестьянское платье, представляли весьма странный вид. Многие из них были оборваны и босы, но в то же время вооружены дорогим оружием. Кавалеристы сидели на больших и маленьких лошадях: самогитских, русских и казацких с седлами и чепраками всевозможных родов. Согнутое и заржавленное оружие, тощие и измученные лошади, истасканная и заплатанная упряжь — все показывало на те трудности и опасности, какие перенесла эта армия, среди которой можно было даже встретить нескольких женщин и мальчиков. Так и кончилось восстание в Литве.

Поражение Дверницкого в Волыни и гибель всей армии Гелгулда страшно поразили польское революционное правительство; оно не знало, что делать и на что решиться. Положение поляков в то время, действительно, было отчаянное. Помощи ждать было не откуда: расчеты на иностранную помощь оказались тщетными; правда, английский и французский послы хлопотали за поляков перед императором Николаем I, но государь отклонил ходатайство, объяснив, что борьба с поляками —дело внутреннее, домашнее, и потому он не потерпит ничьего вмешательства. Австрия, хотя и сильно радовалась замешательству в России, но открыто помочь полякам не решалась, так как у себя имела польские провинции. Она дозволила только своим подданным — полякам формировать у себя шайки и переправляться в Россию.

Пpyccия отнеслась к восстанию поляков весьма не сочувственно и даже отозвала своего генерального консула из Варшавы. Турция была в мире с Россией. Швеция не обратила никакого внимания на поляков. Надежды поляков на поголовное восстание в царстве Польском, а также в Литве и Белоруссии тоже не оправдались: там все остались верными русскому правительству, за исключением весьма немногих польских помещиков. Настоящее положение поляков могло бы быть поправлено народной, партизанской войной, но в том-то и дело, что ъ Польше, как и прежде, простой народ никогда не принимал участия в защите государства, так и теперь не хотел принимать. Правда, польские вожди, подобно Костюшко, обращались к народу и просили содействия, но никто не откликнулся. Призывая народ к спасению отечества, польские паны, между тем, и не думали облегчить участь своих крестьян: уменьшить барщину, сократить число рабочих дней и ограничить свой произвол над ними. Народ одно только знал, что ему легче жилось под русским владычеством, чем теперь под польским.

Между тем главная русская армия, одержавшая победу над поляками под Остроленкой и отступившая потом к Пултуску, через две недели к концу мая приведена была в столь прекрасное положение, что фельдмаршал Дибич решил — в первых числах июня приступить к осаде города Варшавы. Но 29 мая он скончался: в ночь с 28 на 29 число с ним случился сильный припадок холеры, а на утро его не стало. А через несколько недель умер и великий князь Константин Павлович от той же болезни.

После смерти Дибича начальство над русской армией принял начальник штаба генерал Толь. Отличаясь выдающимся умом и необыкновенной энергией, Толь зорко следил за поляками: он не дал им нигде сосредоточиться и одержать малейший успех, хотя бы в незначительной стычке, но Толь скоро должен был сложить начальство над русской армией: Государю Императору Николаю Павловичу угодно было, вместо Дибича, прислать И.Ф. Паскевича-Эриванского, человека уже зарекомендовавшего себя борьбой с турками в Малой Азии.

13 июня новый главнокомандующий прибыл к армии, находившейся тогда в Пултуске. Паскевич оказался более энергичным полководцем, чем его предшественник. По прибытии в Пултуск, он немедленно приказал стянуть сюда как можно больше войска, а потом двинуться на Варшаву, где в это время находилась вся польская армия и ее главнокомандующий со своим штабом.

22 июня русская армия четырьмя колоннами выступила к Варшаве около прусской границы. Движение это было сопряжено с величайшими трудностями: войска положительно тонули в грязи вследствие продолжительных дождей, незадолго прошедших перед этим, к тому же на пути были болота; более месяца продолжалось движение русской армии к столице польского государства. К счастью, польский главнокомандующий знал хорошо о движении русских, не употребил никаких средств для затруднения этого движения: он не помешал фланговому движению русской армии, не воспользовался превосходными местными условиями на левом берегу Вислы и уступил русской армии все выгодные оборонительные позиции.

Такое бездействие польского главнокомандующего ясно показало всем, что Скржинецкий совершенно непригоден к роли полководца. Если поляки иногда и имели небольшой перевес над русскими в мелких стычках, то благодаря Прондзинскому и Хржановскому, а между тем он скоро удалил от себя того и другого. Медленными и слабыми действиями Скржинецкого особенно недовольны были члены варшавского правительства. Чтобы лишить его власти, они задумали взбунтовать против него войско, что им и удалось без труда. Измученный и истерзанный неудачами в борьбе с русскими и полным недоверием народа и войска, Скржинецкий, наконец, отказался от командования войском. Тогда члены варшавского правительства предложили начальство над польскими войсками генералу Дембинскому, только что прибывшему из Литвы.

В то время, как происходили выборы главнокомандующего, в Варшаве поднялось страшное волнение: одни требовали мира с Россией, другие — борьбы с Россией на жизнь и смерть, третьи — отнятия власти у членов варшавского правительства. В заключение, разбушевалась чернь: с громкими криками дикой радости она провозгласила своим диктатором генерала Круковецкого (губернатора Варшавы). Получивши неожиданно диктаторскую власть, Круковецкий прежде всего задумал разделаться со своими бывшими врагами, к числу которых, между прочим, принадлежали: Дембинский, Адам Чарторыйский и Лелевель. У первого Круковецкий отнял командование войском и самого заключил в тюрьму, а двух последних приговорил к виселице, но оба они спаслись бегством из Варшавы за границу. Вместо Скржинецкого новый диктатор назначил главнокомандующим польских войск своего друга Малаховского.

Между тем русская войска, в числе 60000 с 200 пушками, все ближе приближались к Варшаве. Чтобы затруднить движение русской армии и не допустить переправы через реку Вислу (с левого берега на правый), Малаховский отправил против русских армию в 20000 человек под начальством одного из бездарнейших польских генералов — Рамарино. Против Ромарино Паскевич отправил двух генералов: Красовского и Розина. Русские генералы настигли Рамарино недалеко от города Мендзиржеца и тут поразили его, а потом разбили его у Раховы и, наконец, у местечка Борова притиснули к австрийской границе, которую он и перешел с 14000 войска (в том числе 5000 конницы) с 42 орудиями, где и сложили оружие.

19 августа Паскевич со всей армией прибыль к Варшаве и обложил ее. Четыре дня русский главнокомандующий держал ее в блокаде, думая тем самым заставить поляков сдаться, но поляки не сдавались. 23 августа Паскевич созвал военный совет. На этом совете присутствовали: великий князь Михаил Павлович и генералы: Толь, Шаховский, Щербатов, Пален, Горчаков и др. На совете главнокомандующих предложил два вопроса: а) представляется ли необходимость штурмовать Варшаву? и б) если представляется необходимость, то с какой стороны это удобнее сделать? После долгих рассуждений решено было — произвести штурм и произвести со стороны Вольских укреплений.

Во время этих совещаний из Петербурга главнокомандующим было получено Высочайшее воззвание к польскому народу с требованием - положить оружие и смириться. Получив воззвание, Паскевич призвал генерала Данненберга, вручил ему воззвание и приказал отправиться на один из передовых польских постов и предложить свидание с лицом, которое будет уполномочено от польского правительства для переговоров согласно с этим воззванием. На это предложение из Варшавы явился Прондзинский, которому и вручено было Высочайшее воззвание. Оба генерала условились видеться в этом месте на другой день для окончательных переговоров. Но Данненберг, прибывши на другой день в условленное место, нашел вместо Прондзинского письмо Круковецкого к Паскевичу, оканчивающееся следующими словами: «поляки подняли оружие на независимость отечества в тех пределах, какие издревле отделяли оное от России; народное правительство ожидает отзыва, в какой мере Его Императорскому Величеству благоугодно исполнить их желание». После такого нелепого требования Паскевич приказал готовиться к штурму.

Штурм укреплений Воли
В 5 часов утра 25 августа русские войска в стройном порядке, колоннами, под звуки музыки, имея впереди 92 пушки, двинулись на неприятельские укрепления; в то же время был открыть огонь и с других русских батарей. Поляки встретили наступление русский убийственным огнем; но, несмотря на это, русские, благодаря своей храбрости и своему мужеству, а также умным распоряжениям Паскевича, через два часа овладели тремя Вольскими укреплениями, при чем русскими взято было 12 неприятельских пушек, а к трем часам дня русские овладели всеми Вольскими укреплениями. Эти укрепления были самые важные. Главное дело было сделано. Паскевич дал отдых войскам. Ночь с 25 на 26 августа прошла спокойно: ни русские, ни поляки ничего не предпринимали; последние были поражены энергичным ведением атаки русским главнокомандующим.


Утром, 26 августа, лишь только забрезжилась заря, Паскевич приказал войскам снова идти в атаку. Штурм начался еще энергичнее, чем в прошлый раз; но лишь только были взяты первые укрепления, как к русской лиши в качестве парламентера от Круковецкого явился Прондзинский с извещением, что к Паскевичу желает явиться сам Круковецкий и вступить в переговоры относительно сдачи города.

Фельдмаршал согласился. Свидание произошло в 10 часов утра. Но Круковецкий, вместо ожидаемой сдачи Варшавы, заявил, что он еще не получил согласия варшавского правительства о сдаче города; польский диктатор просил только перемирия до 3 часов по полудни, на что Паскевич согласился. По истечении этого срока явился парламентер от Круковецкого, но так как он не привез удовлетворительного ответа, то штурм опять возобновился. Во время этого штурма Паскевич, близко находясь от одной из неприятельских батарей, получил контузию и начальство принял Толь. Получивши начальство, Толь усилил атаку. Благодаря особенной распорядительности Толя и его энергии, к вечеру почти все укрепления Варшавы были взяты и падение города было неизбежно. Тогда польское правительство уполномочило Круковецкого вести переговоры с Паскевичем. На следующее утро было заключено условие, в силу которого Варшава сдается безусловно, а польские войска отступаюсь к Плоцку и там будут ожидать дальнейших распоряжений.

В полдень 27 августа русские войска под звуки музыки церемониальным маршем вступили в Варшаву через так называемые Иерусалимские ворота. Польский народ, наполнявший улицы города, встретил русских в высшей степени восторженно. Но сдачей Варшавы война с поляками не прекратилась: она еще продолжалась с месяц.

По занятии русскими войсками Варшавы, члены польского правительства удалились в Закрочин и там открыли заседание под председательством помещика Немоевского. На этом заседании прежде всего члены правительства разорвали акт, подписанный Круковецким о безусловном повиновении поляков русскому правительству, а затем объявлены были лишенными власти Круковецкий и Малаховский, а вместо их обоих избран был генерал Рыбинский, который немедленно принял начальство над польскими войсками.
Получивши власть, Рыбинский с жаром взялся за свое дело: он немедленно собрал разрозненные части войска в одну армию, которой оказалось около 30000 человек, и объявил русскому главнокомандующему войну, вызывая его на бой. Но всем было очевидно, что из этого ничего не выйдет, что это просто была комедия: польская армия, сформированная Рыбинским, не имела ни пушек, ни ружей, ни амуниции, ни npoвианта, жила грабежом, к тому же была страшно истомлена и измучена. Мало того, среди польской армии в то время царил полнейший хаос и безначалие: ссоры, крики и драки только и слышны были в лагере.

При том и самое командование войском переходило из рук в руки: то к Рыбинскому, то к Уминскому. Войско не знало, кого слушаться. Mногие из польских генералов и офицеров, видя такой беспорядок, перешли на сторону русских. Среди таких были генералы: Лубенский, Серавской, Ягмин, Дзекавский и другие. Дембинский, один из лучших польских генералов, заболел от досады. Члены народного правительства, видя все это, вместе с Немоевским бежали за границу, в Пруссию, а за ними потянулась и армия. Русские войска, под начальством трех генералов: Власова, Духторова и Палена, настигли Рыбинского около самой русской границы. Испуганные польские войска в страшном беспорядке в числе 25000 человек 23 сентября перешли границу и отдались в плен прусским властям. Этим и кончилось восстание.

Два месяца спустя после перехода польской армии прусской границы, именно 19 ноября 1831 года, Государь Император Николай Павлович прислал в Варшаву манифест, в котором объявил всем амнистию, за исключением тех членов сейма, которые принимали участие в провозглашении лишения польского престола Русской Императорской фамилии, и тех офицеров, которые после капитуляции Варшавы не хотели покориться. В следующем 1832 годк русским правительством произведены были в царстве Польском административные переустройства; прежняя конституция была отнята, а вместо нее был установлен органический статут; вместо сейма был учрежден государственный совет, члены которого назначались самим императором; войско распущено. Наместником царства Польского был назначен граф Паскевич, который получил титул князя Варшавского.

После административных преобразований в царстве Польском, русское правительство обратило свое особенное внимание на те области, которые достались ей по трем разделам Польши, т. е. на области бывшего Литовского государства. Правда, в этих областях немногие лица принимали участие в мятеже; но принимала участие по большей части учащаяся молодежь; поэтому и преобразование в этих областях коснулось преимущественно учебных заведений. Прежде всего правительство закрыло Виленский университет, так как он больше всего доставлял лиц революционному «женду».

Затем самый Виленский учебный округ был преобразован совершенно на новых началах; постановлено было, чтобы во всех учебных заведениях начальниками были непременно русские. Увеличено число недельных уроков по русскому языку и сам преподаватель этого предмета переименован из младших учителей в старшие; сделано было распоряжение относительно преподавания истории и статистики на русском языке, в то же время был сокращен и сам учебный округ: большая часть его отошла к Киевскому учебному округу и Белорусскому.

Но главное, на что больше всего русское правительство обратило внимание в областях бывшей Речи Посполитой, после последнего польского восстания, так это на католическое духовенство. Русское правительство по отношению к этому поставило себе главной задачей ослабить его фанатическое влияние на польско-католическую народность, а также и русско-униатскую. Дознано было расследованием, что католическое духовенство в последнем восстании принимало самое деятельное участие: оно во имя религии и папы беспрестанно возбуждало народ против русских, по их словах как еретиков. Доказано было, что католические ксендзы и прелаты даже освящали на святых престолах оружие для мятежников, сочиняли революционные гимны и рассылали брошюры самого преступного содержания.

Для достижения этой цели, т. е. ослабления фанатического влияния католического духовенства на поляков и униатов, русское правительство постановило: а) чтобы от смешанных браков (православных с католиками) дети были православные; б) чтобы кандидаты на епископские кафедры избирались правительством; в) чтобы католические духовные лица без согласия светской власти не имели права шагу сделать из своего местопребывания. Испуганное этими мерами римско-католическое духовенство обратилось с жалобой к папе. Но этому поводу римский папа (сначала Григорий XIV, а потом Пий IX) прислал протест, но на него в России не обратили никакого внимания и, как ненужный документ, сдали в архив. Здесь римская Курия в первый раз испытала на себе, как недействительны ее требования, если у нее нет средств поддержать их силой.

Между тем, русское правительство для большего ослабления католического фанатизма решилось еще на один весьма важный шаг, именно: на воссоединение униатов с православной церковью, тем более это возможно было, что почин этому сделали сами униаты в лице своих духовных представителей. И это великое дело, как известно, совершилось 12 февраля 1839 года.

Так кончилось это печальное для поляков восстание. Но, впрочем, оно не образумило их: через 30 лет они снова подняли восстание.

Литература: П.Д. Брянцев. «Восстание поляков в 1830 и 1831 гг.». 1896 г.