Вик Хейханен и предательство Рудолфа Абеля
Жарким утром в понедельник 22 июня 1953 года Джеймс Бозарт, 13-летний продавец газет, получил сдачу от одной из своих клиенток в Бруклине. Это была монета в 25 центов и ещё пять пятицентовых монет. Позже Джеймс рассказывал: «Я шел по лестнице, и мелочь вдруг выскользнула у меня из рук. Когда я начал подбирать деньги, одна из монет распалась на две части. Я подобрал кусочки - в одном из них лежала микропленка. На ней был ряд цифр». Бозарт никогда раньше не видел подобного и немедленно похвастался находкой перед друзьями. Две его подружки были дочерьми полицейского и поделились информацией с отцом. Последний незамедлительно связался с детективами из Департамента полиции США, а те срочно созвонились с ФБР. Уже в среду 24 июня странная полая монета со всем своим содержимым от юного газетчика попадает к американским контрразведчикам, а 26 июня за неё берутся эксперты Федерального бюро расследований. Как и Джеймс, они тоже не могли сказать, что когда-либо раньше встречали похожие монеты-тайники, выполненные с таким искусством. Ну а попытка шифровальщиков разобрать помещенную на крошечной микроплёнке криптограмму из 207 пятизначных групп цифрового текста оказалась совершенно бесполезной.
Тем временем агенты ФБР просеивали через своё сито всех клиентов Джеймса, надеясь среди них обнаружить хозяина 5-ти центовой монеты. Но и здесь их ждало полное разочарование. Они ещё не знали, что эта монета уже полгода ходила по рукам американцев, и только счастливый случай занёс её в ФБР. Долгие четыре года таинственная находка не давала покоя контрразведчикам, которые сразу поняли, что имеют здесь дело с какой-то шпионской сетью. Единственное, что всё-таки удалось установить, так это то, что печатная машинка, на которой была изготовлена шифровка, иностранного производства. Так таинственно началось это знаменитое «шпионское дело», которому посвящены сотни статей и десятки книг авторов всего мира. И только в нашей собственной стране мы до сих пор очень скупо рассказываем об этом.
Нежданная удача пришла к ФБР лишь в мае 1957 года. В американское посольство в Париже явился некто Юджин Маки и попросил для себя политического убежища. Он сообщил удивлённым дипломатам, что на самом деле является подполковником КГБ Рейно Хейханеном. И в течение четырех с половиной лет под именем Виктор находился на нелегальной работе в Америке. Теперь он следовал на «заслуженный отдых» обратно в СССР, куда его отправил американский резидент советской разведки Марк, разочаровавшийся в своем помощнике. Перебежчик не сильно вдавался в подробности своих отношений с Марком, который на поверку оказался знаменитым полковником советской разведки Рудольфом Ивановичем Абелем. Много позже мы узнаем его как Вильяма Генриховича Фишера – самого известного нелегала ХХ века в истории всех мировых разведок. В течении долгих лет, начиная с 1948 года, он сколачивал на территории «главного противника» (США) свою разведывательную сеть, о которой и сегодня мало, что известно. И только предательство собственного помощника поставило крест на его карьере.
Американцы сразу же оценили всю значимость перебежчика и незамедлительно отправили его военным самолётом назад в Штаты. Здесь начались изнурительные допросы в ФБР. Хейханен сообщил, что с 1948 по 1952 год он проходил интенсивную подготовку в СССР и стажировку в Финляндии как радист-нелегал с перспективой оседания в США. Осенью 1952 года агент прибыл в Нью-Йорк, где вышел на связь с посольской резидентурой ПГУ КГБ. Летом 1954 года его передали в помощь нелегальному резиденту Марку, который особенно нуждался в хорошем помощнике-радисте. И Р. Абель конечно никак не ожидал, какой «подарок» сделает ему Москва. В течении следующих трёх лет Хейханен продемонстрировал свою полную некомпетентность как разведчик и радист, морально опускался, беспробудно пил и бил собственную супругу, тысячами воровал и растрачивал «казенные» доллары, не выполнял редкие приказы руководства и смертельно боялся возвращения на Родину. Теперь он сидел перед американскими следователями и лез «из кожи вон», чтобы стать полезным своим новым хозяевам.
Их совместными усилиями 21 июня 1957 года в отеле «Латам» Нью-Йорка наконец был арестован Абель, о работе которого в Америке Хейханен мало, что знал. Гостиничный номер Абеля и его художественная студия в Бруклине были буквально нашпигованы всевозможными «контейнерами-тайниками», специальной фото и радиоаппаратурой, наглядно подтверждающими, что сотрудники ФБР не ошиблись случайно адресом. Впрочем, это был последний их успех. Марк наотрез отказался «от сотрудничества» и контрразведчики быстро пожалели, что так поторопились с арестом русского резидента. Почти девять лет он вёл активную разведывательную работу на территории Соединённых Штатов и умудрился не оставить для ФБР никаких следов!
Приходилось надеяться на Хейханена. Помимо выдачи известных ему секретов, перебежчик в подробностях изложил сотрудникам ФБР применявшиеся им в переписке с Москвой шифросистемы и ключи к ним. Был ему задан вопрос и о злосчастной пятицентовой монете-тайнике, которая столько лет не давала покоя контрразведчикам. Предатель не ответил ничего вразумительного. Но эксперт ФБР Майкл Леонард догадался применить полученные от Хейханена сведения для чтения материала на микропленке и уже 3 июня 1957 года расшифрованный текст лежал на столе следователей. Только теперь они доподлинно убедились, что многолетние попытки специалистов вскрыть используемую здесь систему, имея на руках один только шифротекст, были абсолютно тщетными. Правда сама разобранная криптограмма сильно разочаровала американцев – шифровка предназначалась всё-таки для их вновь приобретённого агента - московский Центр поздравлял его с началом разведывательной работы и давал некоторые советы. Каким образом пять центов попали в денежный оборот Америки так и осталось не проясненным. Монета была, вероятно, обронена или истрачена часто пьяным, рассеянным Хейханеном.
Такова эта интригующая история, в которой можно найти всё – и захватывающий сюжет, и низкую измену, и беспримерное мужество со стороны её главного героя - Р.И. Абеля. 15 ноября 1957 года американский суд приговорил разведчика к 30-ти годам каторжной тюрьмы в надежде сломить русского полковника, и заставить его сотрудничать с американскими спецслужбами. Для 54-х летнего Абеля это означало пожизненное заключение. Но всё было бесполезно. И в феврале 1962 года Абель вернулся на Родину – его обменяли на сбитого над Свердловском лётчика-шпиона Ф. Пауэрса.
К сожалению, а может быть и к счастью работа мировых спецслужб всегда покрыта непроницаемым туманом. Особо плотной завесой тайны обставлена деятельность шифровальных служб государств и их разведок – ибо нет ничего более секретного, чем их шифры. И в деле Абеля мы имеем сегодня тот редкий случай, когда можно в подробностях узнать об этих самых шифрах советских разведчиков. Причём из американских источников! Речь идёт всё о той же микроплёнке, которую с таким запозданием суждено было прочесть экспертам ФБР. Им повезло – появился деятельный предатель в лице Р. Хейханена, готовый полностью удовлетворить их любопытство. Ведь в течении длительного времени его готовили в СССР как радиста-нелегала, обучая и самым последним ухищрениям советских криптологов в области агентурных шифров. И не их вина, что многие успехи шифровальщиков свёл на нет жалкий перебежчик. Но именно через эти предательства и провалы мировые разведки узнавали с каким достойным противником они имеют дело. Не последним примером для ФБР, ЦРУ и АНБ стала и деятельность Р. Абеля. Недаром они с таким азартом и наглостью пытались перевербовать его на свою сторону. А система шифра, которую им так любезно объяснил Хейханен, просто потрясла многоопытных американских криптологов.
В отличии от обычных криптосистем Советской разведки, уже хорошо известных за период Второй мировой войны, эта (несмотря на свою некоторую схожесть) неожиданно оказалась сложнейшей системой перестановки шифруемых знаков. Исторически подобные шифры использовались мировыми разведками уже с давних пор. Но этот по праву остался вершиной среди всех известных «ручных шифров» ХХ века. Он был основан сразу на четырех легко запоминаемых ключах: русском слове «снегопад», патриотической дате, куплете русской песни и цифре 13. Это был личный шифр Р. Хейханена, которым пользовался только он и его руководители в Москве. И вошел он в историю западных спецслужб как шифр ВИК (VIC)– по первым буквам псевдонима Хейханена (Виктор). Но у этого красивого шифра был, разумеется, свой настоящий автор! И, очевидно, аналогичными системами пользовались в те давние времена и другие советские разведчики. Поэтому попытаемся как можно подробнее объяснить читателю этот шифр на конкретном историческом примере, встать на место наших шифровальщиков и разведчиков, попробуем увидеть всю сложность развития криптографии и заслуженно оценить искусство наших непревзойденных специалистов. Благо такую возможность дали нам сами американские эксперты, до сих пор восхищающиеся красотой «русского шифра». Ведь еще в 1960 году (!) историк Д. Кан опубликовал в США свою статью «Номер первый из Москвы», посвящённую шифру ВИК.
Из российской энциклопедии начала ХХ века следует, что «несмотря на наличие самых разнообразных систем шифрования, все они основаны либо на принципе перестановки письменных знаков, либо на принципе замены одних знаков другими, либо на соединении обоих принципов вместе». Шифр ВИК середины ХХ века как нельзя больше соответствует этому классическому определению. Он явился причудливым конгломератом уже проверенного пропорционального шахматного шифра и последних достижений в области систем перестановок. Как было уже сказано, система основывалась одновременно на четырёх различных ключах и начиналась сложной процедурой получения многозначной псевдослучайной цифровой цепи. Генерирование таких последовательностей активно разрабатывалось в те времена криптологами всех государств для использования в качестве подстановочных гамм в типовых шифрах гаммирования. Но здесь советские специалисты пошли совсем иным путём.
Итак, разведчик для начала должен был знать на память шесть ключевых цифр (которые запоминались в форме какой-либо даты), 20 букв ключевой фразы, а также придумать пять случайных цифр, используемых в качестве индикатора сообщения.
В качестве первого ключа Хейханен использовал знаменательную дату - 3 сентября 1945 года - день победы Советского Союза над Японией, представленную цифрами: 391945.
Эта величина всегда оставалась постоянной, но для каждой конкретной криптограммы выбирался случайный пятизначный «индикатор» шифра. В данном конкретном случае было использовано число 20818.
Любопытно, что Хейханен на судебном процессе по делу Абеля дал присяжным пространные объяснения по системе своего шифра. Но адвокат Абеля Джеймс Донован ничего в нём не понял и написал в своей книге «Незнакомцы на мосту», что «он недоступен пониманию». Несмотря на свою несомненную надежность, шифр ВИК был сложен в применении, возможны были в нем и обычные человеческие ошибки, делающие его результат абсолютно нечитаемым. Неудобно и долго было составлять с помощью подобного шифра большие криптограммы. Именно поэтому Центр советовал Вику длинные сообщения шифровать со вставками, оставляя часть текста нешифрованным, а вставки пересылать отдельно. И именно поэтому Хейханен просил у своего начальства одноразовые шифровальные блокноты (гаммы). Но в этом Вику было отказано. За пять лет пребывания в США ленивый Хейханен отправил в Центр не более тридцати сообщений, а получил в ответ примерно двадцать пять. Трудно назвать такой шифрооборот интенсивным.
Как было уже сказано, шифр ВИК вошел в историю мировых разведок, как самый сложный из известных «ручных» систем шифрования, категорически не поддававшийся дешифровке. И эта сложность шифра лучше всего демонстрирует нам тот исключительный накал «криптологической войны», которая стала составной частью «войны холодной». Он вобрал в себя многие криптографические достижения того времени. Это и внедрение пропорционального шифра, и применение двойной неравномерной системы перестановки цифровых групп с разбивкой их на отдельные элементы, и различные мнемонические способы запоминания конструкции шифра. К этому моменту большинство советских разведчиков перешло в своей переписке с Москвой на системы одноразовых шифроблокнотов. Однако, несмотря на теоретическое совершенство, их захват вражеской контрразведкой являлся безусловной уликой в шпионской деятельности. Перестановочный шифр ВИК был свободен от этого недостатка, в то же время он мало уступал шифроблокнотам в своей криптостойкости. Но достигалось это несоразмерной ценой – исключительной трудоёмкостью подобного шифра. И совершенно понятно, что сами пользователи таких систем вряд ли были в большом от них восторге и предпочитали менее сложные способы тайнописи.
Так на вопрос американских судей о шифре самого Рудольфа Абеля Хейханен пояснил:
«Марк рассказывал мне, что … он шифровал и расшифровывал другим способом, что он пользовался специальными небольшими книжками, с помощью которых зашифровывать было значительно легче, чем с помощью этого метода».
Действительно, Рудольф Абель применял для своей переписки с Москвой одноразовые шифроблокноты. Утром 21 июня 1957 года сотрудники ФБР обнаружили один из них в комнате отеля «Латам» в Нью-Йорке в ходе обыска, последовавшего вслед за арестом Абеля. Контрразведчики осмотрели содержимое его мусорной корзины, и нашли в ней кусок дерева, к которому была прикреплена наждачная бумага. Кусок разделился на части, в нём лежал комплект из 250 шифровальных таблиц, содержавших наборы 5-ти значных цифровых групп. Они были исполнены на тончайшей бумаге, похожей на очень тонкую серебряную фольгу. У присутствующих сложилась полная уверенность, что при необходимости разведчик мог быстро уничтожить такую бумагу, просто проглотив её без всякого ущерба для своего здоровья!
ФБР крупно повезло – в ночь перед арестом их подопечный провёл сеанс радиосвязи с Центром. И, естественно, шифровальные принадлежности находились в номере его гостиницы. Обычно разведчик хранил их в потайном месте в городе, где, помимо шифровальных материалов, находились и другие «шпионские атрибуты». Но поскольку всё было упаковано вместе, они теперь также находились в номере.
Шифр Абеля казался довольно простым - цифры в нём просто замещали буквы сообщения. В то же время эту систему нельзя было взломать. К каждой группе чисел добавлялась случайная цифра из шифроблокнота, поэтому зашифрованное сообщение выглядело совершенно бессмысленным.
После ареста Абеля американские контрразведчики следили за его радиопередачами в соответствии с расписанием, найденным у Абеля в полом карандаше-тайнике, и дважды перехватывали радиограммы, состоявшие из пятизначных цифровых групп. Однако прочесть шифровки, даже при наличии шифроблокнота, так и не сумели. Буквально на глазах сотрудников ФБР Рудольф Иванович сумел спустить в унитаз ключ к шифру (вероятно, свою небольшую табличку преображения букв) и полученную накануне ареста шифрограмму из Москвы!
Одноразовые шифроблокноты были захвачены в те годы при аресте еще нескольких советских агентов. В начале 1961 г. в пригороде Лондона было найдено с полдюжины блокнотов в виде свернутых трубочек бумаги. Английские полицейские отыскали их в зажигалке на даче Хелен и Питера Крогер – двух советских агентов, выдававших себя за семейную американскую пару, Лону и Мориса Коэн. Остальные блокноты извлекли из другой зажигалки, обнаруженной на лондонской квартире их руководителя – советского резидента в Англии, известного под именем Гордона Лонсдейла (полковника Конона Молодого (Бена)). Наряду с шифроблокнотами английская полиция обнаружила в зажигалке Крогера и расписание радиопередач. В соответствии с этим расписанием, настроившись на частоту 17080 килогерц, 9 января 1961 г. в 12.32 по Гринвичу полиция услышала позывной «277». Через 18 минут тот же самый позывной был принят на частоте 14755 килогерц. 18 января в 6.38 по Гринвичу на частоте 6340 килогерц снова был услышан позывной «277». Меньше чем через час этот позывной был замечен на волне 8888 килогерц. Пеленгаторы установили, что источник радиопередач находится в Москве. Лонсдейл имел высокоскоростной радиопередатчик, который посылал 240 слов в минуту. Советский разведчик записывал свои сообщения на пленку и затем на большой скорости передавал их в эфир. Между прочим, английские контрразведчики хвастались, что целых два месяца до ареста группы Бена контролировали радиопередачи разведчиков и даже дешифровали их. Но это обстоятельство весьма сомнительно.
Таким образом, очевидно, что к середине ХХ века основным шифром советских разведчиков стали одноразовые шифроболокноты. Причем во внешнем их виде отчетливо просматривалась тенденция к уменьшению.
Так, шифроблокнот, захваченный в 1954 г., содержал 40 строк по 8 групп из 5 цифр. В другом блокноте, доступ к которому был получен в 1958 г., имелось 30 строк по 10 групп. В блокнотах, захваченных в 1957-м и 1961 гг., было 20 строк по 4 и 5 групп соответственно. Группы, строки и страницы были пронумерованы. Размножение шифроблокнотов производилось простым фотографированием, которое считалось наилучшим способом скопировать «гамму» для агента. Более того, бумага, из которой изготавливались блокноты, часто делалась из нитроклетчатки – материала, который применялся для производства фотопленки на заре кинематографа. Этот материал очень легко воспламеняется, а с помощью марганцовокислого калия, который у разведчиков всегда под рукой, обычное горение можно было превратить почти во взрыв, который быстро и полностью уничтожал шифроблокнот, не оставляя даже скрытого изображения на пепле.
Как отмечал Дэвид Кан, «советским агентам не грозит опасность быть разоблаченными из-за слабости применяемых ими шифровальных средств». Такая оценка известного историка мировой криптографии многого стоит. Неоспоримый факт: искусство советских криптологов в составлении агентурных шифров стало достоянием даже враждебных нам мировых разведок и об этом наша последняя страница.