Военно-политическая обстановка и планы сторон - Первая мировая война (1918)

Великий Октябрь оказал решающее влияние на ход мировых событий. Социалистическая революция в России, разорвавшая цепь империализма, нашла широкий отклик среди трудящихся всех стран. «Параллельно с войной одной группы империалистов против другой, — говорил В. И. Ленин, — начинается всюду война, которую, зараженный примером русской революции, объявляет рабочий класс своей собственной буржуазии». Революционный выход молодой Советской республики из войны, ленинский Декрет о мире дали мощный толчок движению за скорейшее прекращение империалистической войны и заключение всеобщего демократического мира. Антивоенные манифестации, митинги и демонстрации солидарности с пролетариатом России широкой волной прокатились в конце 1917 — начале 1918 г. по городам Англии и Франции, Италии и Болгарии, Сербии и Черногории. За признание Советской республики активно выступили передовые рабочие Соединенных Штатов Америки.

В Германии конец января 1918 г. ознаменовался мощной всеобщей политической забастовкой, которая проходила под лозунгами немедленного заключения справедливого, демократического мира с Советской Россией. Так, в одной из листовок, опубликованной в те дни «Союзом Спартака», решительно разоблачались захватнические цели германских империалистов — «грабеж чужих земель, порабощение чужих народов, насильственные аннексии и господство штыка во всем мире». Только в Берлине прекратили работу около полумиллиона человек. Всего же более миллиона пролетариев пятидесяти городов Германии энергично требовали изменения политики правительства. Бастующие призывали также к свержению кайзеровского правительства, к действиям «по-русски». В. И. Ленин очень высоко оценивал героическую борьбу немецкого рабочего класса. «Это выступление пролетариата в стране, одурманенной угаром национализма и опьяненной ядом шовинизма, — говорил он, — есть факт первостепенной важности и представляет собой поворотный пункт в настроениях немецкого пролетариата».

Мощная политическая забастовка потрясла в середине января и Австро-Венгрию. По всей стране прошли митинги и демонстрации протеста против войны, за немедленное заключение мира с Советской Россией. В Вене и других промышленных центрах были образованы Советы рабочих депутатов. Усилилось и национально-освободительное движение народов, входивших в состав Габсбургской империи, особенно славян. Настроение трудящихся внутри страны передавалось в армию и на флот. 1 февраля в военно-морской гавани Котор (Каттаро) вспыхнуло восстание моряков. Оно охватило 42 корабля. В нем участвовали 6 тыс. человек. Был создан Совет матросских депутатов, который поддерживал лозунги Великого Октября.

Империалистам Германии и Австро-Венгрии удалось при помощи правых социал-демократических лидеров подавить революционные выступления масс. Но тревога перед возможными новыми проявлениями народного недовольства предопределяла все дальнейшие решения политического и военного руководства этих государств.

Правящие круги Англии и Франции также вынуждены были считаться с тревожным для них широким размахом антивоенного движения. В середине ноября 1917 г. известия о Великой Октябрьской социалистической революции проникли во Францию. Путем жесточайшего террора и репрессий французскому правительству удалось к началу 1918 г. добиться некоторого спада революционного движения в стране и армии. Чтобы предотвратить возможные беспорядки внутри страны, правительство сняло с фронта четыре кавалерийские дивизии (из шести), а также несколько полков корпусной кавалерии и расположило их в Парижском округе и других промышленных районах. 

Империалистические круги Антанты оставили без ответа предложение Советского правительства начать безотлагательные переговоры о заключении всеобщего, демократического мира. 30 ноября 1917 г. в Париже собралась конференция представителей Англии, Франции и Италии, одной из главных задач которой стало обсуждение вопроса об отношении «к новому правительству России». На этой конференции было решено, что союзные правительства смогут вступить в контакт с Россией только в том случае, если «в России будет создано нормальное правительство, имеющее право говорить от имени русского народа». Практически это означало, что правящие круги стран Антанты взяли курс на антисоветскую интервенцию. Менее чем через месяц, 23 декабря 1917 г., между Англией и Францией была подписана секретная конвенция об организации совместной интервенции против Советской России и ее последующем разделе на сферы влияния.

В английскую зону должны были войти Кавказ и территории по рекам Дону и Кубани, во французскую — Бессарабия, Украина и Крым.

5 января 1918 г. английский премьер-министр Д. Ллойд Джордж выступил перед представителями тред-юнионов с большой речью, в которой огласил военные цели британского правительства. Англия и ее союзники, утверждалось в этой речи, демагогически названной «Мирной декларацией», ведут оборонительную войну с единственной целью «защиты нарушенного международного права в Европе и за восстановление самых торжественных договорных обязательств, на которых покоится вся общественная система Европы и которые Германия грубо попрала своим вторжением в Бельгию». Они борются «за справедливый и постоянный мир», за то, чтобы международные отношения в новой Европе были основаны «на началах разума и справедливости» и не носили бы впредь в себе зародыша будущей войны. Таким образом, английское правительство пыталось посеять в народных массах иллюзии о возможности предотвращения войн путем сговора империалистических держав. Само собой разумеется, что Ллойд Джордж ни словом не обмолвился о каких бы то ни было аннексионистских планах британского империализма. Все это делалось с единственной целью — предотвратить дальнейшее распространение революционных идей.

Правительство Соединенных Штатов Америки также разработало свою программу послевоенного устройства мира. 8 января президент США обратился к конгрессу с традиционным новогодним посланием, где и изложил программу мирного урегулирования, известную под названием «Четырнадцать пунктов  Вильсона». Вильсон провозгласил: «Мы почитаем себя близкими друзьями всех народов и правительств, объединившихся против империализма». Он призывал к открытым мирным переговорам, ликвидации тайной дипломатии, абсолютной свободе торгового мореплавания, снятию таможенных барьеров, всеобщему ограничению вооружений, изменению границ европейских государств по этническому принципу, освобождению Германией всех оккупированных территорий, восстановлению национального суверенитета Бельгии, возвращению Франции Эльзаса и Лотарингии, предоставлению автономии народам Австро-Венгрии, образованию независимого Польского государства, беспристрастному разрешению всех колониальных споров и созданию Лиги наций.

Народам России гарантировалась полная свобода в определении путей собственного развития. «Отношение к России со стороны наций, ее сестер, в грядущие месяцы будет пробным камнем их добрых чувств, понимания ими ее нужд и умения отделить их от своих собственных интересов, а также показателем их мудрости и бескорыстия их симпатий», — торжественно заверялось в послании президента.

Не прошло, однако, и нескольких месяцев, как в мае 1918 г. по приказу Вильсона американские войска высадились в Мурманске, а затем и во Владивостоке для того, чтобы сражаться против народов Советской России, к которым президент призывал проявить добрые чувства и бескорыстную симпатию. Столь же призрачными оказались и многие другие «прекрасные пожелания» Вильсона. Так, принятие принципов о «свободе морей» и «свободе торговли» создало бы весьма выгодные условия для экономической и военно-политической экспансии американского империализма. Призыв ликвидировать тайную дипломатию также был явно нацелен против соглашений Англии и Франции о разделе будущей добычи, заключенных без участия США. Созданием же Лиги наций американские политики рассчитывали облегчить борьбу США за мировое господство и против революционного и национально-освободительного движения.

Хотя довольно прозрачные претензии на мировую гегемонию США в будущем, содержащиеся в «Четырнадцати пунктах», были сразу поняты правящими кругами Англии и Франции, они все же поспешили одобрить политическую платформу Вильсона, не желая публично обнаруживать разногласий в лагере союзников по важнейшим проблемам будущего мироустройства. Французский премьер Клемансо в этой связи заявил: «Очевидно, что они  (пункты Вильсона. — Авт.) не являются идеалом. Наряду с предложениями, не вызывающими возражений, имеются также и утопические предложения, но Франция может быть довольна, и она постарается приспособиться к ним... Надо ли нам заводить торг с Америкой, которая так мало скупится на людей, материалы и золото? На столь хороший жест мы можем ответить таким же хорошим жестом».

Совсем иная реакция была у правящих кругов Германии и Австро-Венгрии. Буржуазная печать этих стран, воздерживавшаяся по тактическим соображениям от критики советских мирных предложений (в связи с начавшимися мирными переговорами в Брест-Литовске), с ожесточением набросилась на «Четырнадцать пунктов» и их автора. Одна из австрийских газет писала в те дни: «Если раньше намерения враждебных нам государственных руководителей были облечены в неопределенные, все и ничего не говорящие фразы... то сейчас их цели выступают в резко очерченном конкретном образе». Миролюбивые речи Вильсона и Ллойд Джорджа — «это агитационная мишура, в которую они обволакивают их волю к властвованию и желание продолжать войну».

В немецких политических и военных кругах и слышать не хотели о выводе германских войск с захваченных территорий. Еще осенью 1917 г. статс-секретарь ведомства иностранных дел Р. Кюльман следующим образом ответил на вопрос начальника внешнеполитического отдела верховного командования полковника Г. Гефтена относительно дальнейшей судьбы Бельгии: «Кто Вам вообще сказал, что я собираюсь барышничать Бельгией? Этот вопрос мне еще предстоит решить. Пока что мы Бельгией не торгуем». Подобное же заявление было сделано им позднее в рейхстаге и по вопросу об Эльзас-Лотарингии. «Пока хоть один немец может держать в руках винтовку, — говорил Кюльман, — до тех пор неотторжимость этой части империи, которую мы получили, как славнейшее наследие наших отцов, не может служить объектом каких-либо переговоров или уступок».

Немецкое военное руководство считало, что обстановка на фронтах на рубеже 1917 — 1918 гг. складывалась в пользу Германии и ее союзников. Наступательные операции, предпринятые в 1917 г. армиями Антанты на Западном фронте, не привели к желаемому результату. Итальянской армии после поражения, понесенного в октябре 1917 г. под Капоретто, требовалось немало времени для того, чтобы восстановить свою боеспособность. Войска Центральных держав по-прежнему занимали обширные  территории во Франции, России, Румынии и Албании, всю Бельгию, Сербию и Черногорию. С выходом Советской России из войны Германии вместо двух главных фронтов противостоял один — Западный. Существенно облегчалось положение Австро-Венгрии и Турции, освободившихся от своего основного противника — русской армии.

Истинное же положение стран Четверного союза было далеко не таким благоприятным, как это представлялось немецкому военному руководству. Германия, почти полностью изолированная от внешнего мира, переживала острейший продовольственный кризис. Зимой 1917 — 1918 гг. нормы потребления продуктов по сравнению с мирным временем составляли: мясо — 20 %, сало — 11 %, масло — 21 %, сахар — 61 %, мука и крупа — 47 %, картофель — 94 %. Стоимость продуктов питания возросла по сравнению с началом 1914 г. в 2-2,5 раза, а цены на товары широкого потребления — в 6 — 8 раз. В декабре 1917 г. в большинстве городов Германии на душу населения еженедельно выдавалось по карточкам: картофеля — 3,3 кг, хлеба — 1,8 кг, жиров — 70-90 г, мяса — 240 г.

Индекс промышленного производства пал в 1917 г. по сравнению с 1913 г. до 62%. Военная промышленность испытывала острый дефицит стратегического сырья, особенно цветных металлов. Не хватало квалифицированных рабочих рук. Более трети работающих на промышленных предприятиях страны в конце 1917 г. составляли женщины. Германские монополисты и аграрии активно использовали труд военнопленных. Только на шахтах Рура в середине 1918 г. работали более 73 тыс. военнопленных. На добыче же бурого угля они составляли более 50% всех работающих. В сельскохозяйственном производстве в 1918 г. было занято около 900 тыс. военнопленных.

Железнодорожный и автомобильный транспорт был сильно изношен, а средств для его восстановления не было. Непосредственным результатом тяжелого положения на транспорте явилось то, что к началу 1918 г. перевозка одного воинского эшелона с Восточного фронта на Западный длилась 10-12 дней вместо 2-3 дней в 1914 г. Истощились людские ресурсы страны. В 1918 г. Германия уже не могла пополнять вооруженные силы требуемым личным составом.

В еще худшем положении находились союзники Германии. Многонациональная Австро-Венгерская монархия разваливалась.  В стране царил настоящий голод. Министр иностранных дел О. Чернин докладывал в январе 1918 г. императору Карлу: «Мы стоим непосредственно перед продовольственной катастрофой. Положение... ужасно, и я боюсь, что сейчас уже слишком поздно, чтобы задержать наступление катастрофы, которая должна произойти через несколько недель». Истощение военных и людских ресурсов Австро-Венгрии достигло предела. В многочисленных донесениях, поступавших в австрийский генеральный штаб из частей и соединений действующей армии, сообщалось о растущем физическом истощении солдат, вызванном постоянным недоеданием, об острой нехватке самого необходимого обмундирования и амуниции. Усталость солдат от войны и широкое распространение антивоенных настроений вели ко все большему падению дисциплины. Широкие размеры приняли дезертирство и сдача солдат в плен. Во многих частях создавались революционные солдатские комитеты, которые вели антивоенную пропаганду.

Резко ухудшилось экономическое положение Болгарии. Ее промышленные предприятия работали не на полную мощность, а многие из них и вовсе закрывались из-за хронического недостатка сырья, топлива, рабочей силы. Население голодало. В стране свирепствовали различные эпидемические заболевания. Смертность среди населения Болгарии намного превышала боевые потери ее армии.

Самым слабым звеном коалиции, возглавлявшейся Германией, была Турция. К концу 1917 г. младотурецкое правительство отмобилизовало на нужды войны большую часть людских резервов страны. В армию была привлечена вся молодежь призыва 1918-го, 1919-го и даже 1920 г. Турция находилась буквально на грани национальной катастрофы.

Экономическое и политическое положение стран Антанты зимой 1917 — 1918 гг. также было тяжелым. В Париже и других городах Франции трудящиеся не могли достать ни мяса, ни рыбы, ни картофеля. Цены на эти продукты были неимоверно высоки. Значительные продовольственные затруднения испытывала Англия. Поражение под Капоретто резко отразилось на хозяйственном положении Италии. В руки австро-германских войск попали все склады по снабжению армии, а в наличии не было почти никаких запасов зерна. Снабжение же из-за границы было сильно затруднено вследствие того, что итальянский морской флот потерял за время войны около 60% своего общего тоннажа. Специальная комиссия по снабжению, учрежденная правительством,  заявила 21 декабря 1917 г., что может «гарантировать жизнь страны только на 30 дней...».

И тем не менее по сравнению с Германией и ее союзниками положение стран Антанты было более стабильным, а их военно-экономический потенциал значительно превышал возможности Центральных держав. Страны Антанты в начале 1918 г. располагали приблизительно равными силами с Германией и ее союзниками; 274 дивизии у Антанты (без России) и 275 пехотных дивизий (не считая 86 дивизий на Восточном фронте и 9 на Кавказе) у Германии. Однако Англия и Франция, используя колониальные войска, имели по сравнению с блоком Центральных держав гораздо большие ресурсы для пополнения своих вооруженных сил. С июня 1917 г. во Францию начали прибывать американские войска, численность которых к концу декабря составила более 180 тыс. человек, а в марте 1918 г. превысила 320 тыс. человек.

Военно-политическая обстановка, сложившаяся на рубеже 1917 — 1918 гг., побуждала как страны Антанты, так и Центральные державы к скорейшему окончанию войны. Первый генерал-квартирмейстер германского генерального штаба Э. Людендорф писал в конце февраля 1918 г. в одной из докладных записок: «У нас нет выбора между миром и войной, пока мы нуждаемся в экономически сильном и обеспеченном отечестве. Но... мы впервые после вторжения во Францию стоим перед необходимостью выбора между наступлением и обороной». Автора записки беспокоил вопрос: сможет ли германское верховное командование «использовать выгоды создавшегося положения для нанесения большого удара на Западе или же должно будет, не предпринимая этой попытки, ограничиться планомерной обороной и организацией отвлекающих ударов где-нибудь в Италии или в Македонии».

Германские стратеги оценивали сложившуюся ситуацию как благоприятную для перехода к решительным действиям с целью в короткий срок сокрушить армии Антанты и победоносно закончить войну. Германии теперь противостоял один главный фронт — Западный. «На рубеже 1917 — 1918 годов, — писал позднее Людендорф, — обстановка на суше, вследствие выхода России, сложилась для нас выгоднее, чем за год перед тем. Мы вновь, как в 1914 и  1916 гг., могли ставить перед собой задачу разрешения войны посредством наступления на суше. Соотношение сил складывалось для нас благоприятно, как никогда». Эту же мысль Людендорф подчеркивал и 2 января 1918 г.: «Положение на фронтах, — заявлял он, — лучше, чем когда бы то ни было, и есть надежда окончить войну на Западе успешно. В Македонии болгар связывает противник. На Ближнем и Среднем Востоке из-за безотрадного состояния железных дорог нельзя ничего поделать». Благодаря же «переброске войск на Запад положение там наконец упрочилось».

Мысль о том, чтобы предпринять весной 1918 г. решительное наступление во Франции, была в общей форме высказана в главной квартире германской армии еще в ноябре 1917 г. 7 января 1918 г. П. Гинденбург писал Вильгельму II: «Чтобы обеспечить себе в мире такое политическое и экономическое положение, которое нам необходимо, мы должны разбить западные державы». А 13 февраля 1918 г. в Гомбурге на совещании кайзера с представителями имперского правительства и верховного командования Людендорф докладывал свои соображения о стратегических планах на предстоящую кампанию. «Нанесение решительного удара на Западе, — говорил он, — представляется самой огромной военной задачей, которая когда-либо была поставлена какой-нибудь армии и которую Франция и Англия тщетно пытались разрешить в течение двух истекших лет... Здесь будет страшная борьба, которая начнется на одном участке, продолжится на других, потребует много времени и будет очень тяжелой, но закончится победоносно». Людендорф заверил Вильгельма и рейхсканцлера, что «эта задача будет разрешена успешно лишь в том случае, если военное руководство будет освобождено от всех невыносимо связывающих его оков, если к решительному моменту на Запад будут подвезены все до единого бойца, которыми мы можем располагать, и если войска будут воодушевлены духом, который дарует любовь к императору и родине, доверие к энергии военного руководства и веру в величие отечества».

Германское верховное командование было намерено достичь конечной цели в первой же операции. В случае же неудачи предполагалось возобновить наступление. В представлении Людендорфа, отмечал французский военный историк генерал Луазо, сложившейся обстановке и намеченной цели отвечало только наступление. 

Переход к обороне, по мнению германского командования, мог решающим образом изменить военно-политическую и стратегическую обстановку в пользу Антанты. Летом 1918 г. ожидалось прибытие во Францию основных сил американской армии, что неизбежно дало бы противникам Германии значительный численный перевес. В то же время немецкое военное руководство полностью отдавало себе отчет в том, что силы Австро-Венгрии, Болгарии и Турции были практически исчерпаны. «Четверной союз, — подчеркивал Людендорф, — держался единственно надеждой на победу германского оружия».

Немаловажную роль при принятии этого решения играли и внутриполитические соображения. Рост революционной активности широких трудящихся масс, антивоенные выступления в тылу и на фронте могли, по мысли немецкого политического и военного руководства, быть нейтрализованы лишь решительным наступлением и победоносным окончанием войны.

Приняв стратегический план сокрушения армий Антанты на западноевропейском театре военных действий, германские империалисты отнюдь не отказывались и от экспансионистских планов на Востоке. В итоге первых двух лет войны германским и австро-венгерским войскам удалось оккупировать Польшу, значительные территории Прибалтики, Белоруссии и Украины. Казалось бы, осуществление их захватнических намерений было теперь вполне реальным делом. Руководители Пангерманского союза, выражавшие наиболее агрессивные интересы монополистической буржуазии, выступали с проектами колонизации и онемечивания захваченных у России областей. По мнению Г. Класса, Россию следовало лишить выходов к Балтийскому и Черному морям, отнять у нее Кавказ и азиатские провинции. Для Украины планировался статут «самостоятельного» (на деле полностью зависимого от Германии) государства.

Господствующие классы Германии уже давно строили далеко идущие планы использования захваченных и еще не захваченных областей России, их природных богатств и экономического потенциала.

Германский генеральный штаб планировал использовать дополнительные людские ресурсы для пополнения армии.

В конце 1917 — начале 1918 г. правящие круги Германии серьезно опасались революционного взрыва в собственной стране. События январской стачки показали, что эти опасения были далеко не безосновательны. Именно в это время в немецких военных и политических кругах зародились планы уничтожения первого в мире социалистического государства путем вооруженной интервенции. «Очаг революционной чумы, — заявлял статс-секретарь  ведомства иностранных дел Р. Кюльман, — должен быть ликвидирован силой оружия».

Совершенно очевидно, что военное и политическое руководство кайзеровской Германии, согласившись на мирные переговоры с Советской Россией, отнюдь не было настроено на заключение мира без аннексий и контрибуций. Правящие круги Центральных держав рассчитывали заключить мир на таких условиях, которые позволили бы им после достижения победы на Западе добиться осуществления своих агрессивных планов против России. Захваченные ранее территории рассматривались как плацдарм, необходимый для новых завоеваний. Весьма недвусмысленное заявление на этот счет сделал Гинденбург в начале января 1918 г. «Я хочу, — говорил он Р. Кюльману, — на случай будущей войны против России сохранить пространство для маневра германского правого крыла».

Этими причинами и объясняется то обстоятельство, что германское верховное командование, несмотря на неоднократные заявления о необходимости сосредоточить все силы и средства для нанесения решающего удара на Западе, продолжало в начале 1918 г. держать на Восточном фронте свыше 50 пехотных и кавалерийских дивизий.

Возможно, что, сосредоточив все силы и средства на западноевропейском театре военных действий, германское командование могло бы рассчитывать на определенный успех запланированного наступления и заключение мира на приемлемых для себя условиях. Но для этого надо было отказаться от каких бы то ни было захватнических притязаний на Востоке. Такое решение противоречило агрессивной природе германского милитаризма. Планируя решительное наступление во Франции и Бельгии и не отказываясь одновременно от продолжения завоеваний на Востоке, военное руководство кайзеровской Германии во главе с Гинденбургом и Людендорфом вело страну и армию не к победе, а к поражению и национальной катастрофе.

Что касается Австро-Венгрии, Турции и Болгарии, то они должны были «выдержать» до победы Германии. Гинденбург и Людендорф полагали, что ввиду выхода России и Румынии из войны и тяжелого положения Италии после поражения под Капоретто Австро-Венгрия сама сможет справиться со своими фронтами и что болгарская армия будет в состоянии противостоять силам Антанты в Македонии, а Турция перебросит свои войска, освободившиеся на Кавказе, в Месопотамию и Сирию. 

Выход Советской России из империалистической войны и начавшаяся вслед за тем систематическая переброска германских войск с Восточного фронта на Западный не оставляла у генеральных штабов Англии и Франции сомнений в том, что в ближайшее время на западноевропейском театре развернется крупное наступление противника. Возможность такого хода событий военные руководители Англии и Франции не исключали уже после Февральской революции в России. 26 июля 1917 г. на межсоюзной конференции в Париже руководители союзных армий генералы Ф. Фош, А. Петэн, Д. Першинг, Л. Кадорна и В. Робертсон составили согласованный доклад под названием «Что делать в случае выхода России из войны». В докладе отмечалось, что если даже германское командование и перебросит на Западный фронт те силы, которые действовали в то время против России, союзники все же смогут продержаться до прибытия американской армии. 

1) переход к обороне на всех второстепенных фронтах и переброска войск оттуда во Францию и Бельгию; 

2) максимальное ускорение перевозки американской армии в Западную Европу; 

3) «на Западном фронте должно быть реализовано единство действий при помощи постоянной межсоюзной военной организации».

Сомнения, высказанные в июле 1917 г. относительно дальнейшего участия России в войне, через пять месяцев стали реальностью. В ноябре 1917 г. командование французской армии полагало, что на Западный фронт после прекращения боевых действий против России могут быть переброшены 40-50 германских дивизий и около 20 австро-венгерских дивизий. Не исключалось французским генеральным штабом и то, что на Западный фронт будут перебрасываться только немецкие дивизии, а австро-венгерская армия сосредоточит все свои усилия против Италии. Предполагалось, что количество германских дивизий на Западном фронте возрастет до 200. 

Союзники же смогут противопоставить им не более 170 дивизий. В такой обстановке, отмечал главнокомандующий французской армией генерал Петэн в докладе Военному комитету от 18 ноября 1917 г., «положение диктует Антанте выжидательную тактику» на Западном фронте. Эта тактика, продолжал он, «требовала возможно более прочной организации фронта, создания многочисленных резервов и сотрудничества союзных армий...» К концу 1917 г., когда превосходство в силах на Западном фронте было на стороне противника, а дальнейший ход войны зависел от исхода вооруженной борьбы  на французском фронте, исключительно важной политической и стратегической проблемой, настоятельно требовавшей самого срочного решения, стала проблема создания единого командования всеми союзными армиями.

Уже 7 ноября 1917 г. в Рапалло, после катастрофы у Капоретто, главы союзных правительств пришли к решению об образовании Высшего военного совета «для того, чтобы обеспечить наилучшую координацию операций на западноевропейском театре войны». Совет состоял из глав правительств и представителей генеральных штабов Англии, Франции, Италии и США. В качестве военных представителей в состав совета вошли: от Франции — М. Вейган, от Англии — Г. Вильсон, от Италии — Л. Кадорна, от США — Т. Блисс.

Образование Высшего военного совета еще не решало проблемы создания единого командования. Но именно в подходе к этой проблеме наиболее отчетливо вскрылись слабые стороны Антанты как империалистической военной коалиции. Ллойд Джордж не скрывал своего отрицательного отношения к учреждению  единого командования. В декабре 1917 г. он заявил в палате общин английского парламента: «Я решительно против этого учреждения. Оно не смогло бы работать; оно привело бы не только к недоразумениям между армиями, но и к несогласию между странами и правительствами». Точка зрения Ллойд Джорджа, поддержанная в британских военных кругах и разделявшаяся также французским главнокомандующим Петэном, серьезно тормозила разработку стратегического плана на предстоящий 1918 г. 22 января военный представитель Франции в Высшем военном совете с тревогой писал Клемансо: «Под угрозой и, быть может, накануне самого мощного удара, который противник когда-либо пытался нанести нам, мы не имеем никакого общего плана операций коалиции на 1918 г…»

30 января в Версале открылись заседания Высшего военного совета Антанты. На его рассмотрение были вынесены четыре проекта плана предстоящей кампании. Первым изложил свой проект начальник французского генерального штаба Ф. Фош. Он сказал: «С начала 1918 г. нам надо ожидать сильного германского наступления. Оно будет комбинированным в пространстве и во времени, т. е. распределено по различным участкам франко-английского фронта, а может быть, и итальянского фронта через различные промежутки времени». Фош считал, что проводимые французским и английским командованием мероприятия позволяют надеяться на то, что наступление противника будет задержано, прежде чем оно даст решительные результаты. Начальник французского генерального штаба настаивал на том, чтобы не ограничиваться одной лишь пассивной обороной, а «наоборот потребовать от армий Антанты решимости использовать малейшую возможность навязать противнику нашу волю путем перехода в наступление, являющееся единственным способом добиться победы». Для этого союзные армии должны «в случае наступления противника не только задержать и контратаковать его в районе его наступления, но предпринять мощные контрнаступления с целью отвлечь противника на заранее избранных участках, подготовленных для быстрого проведения таких операций». Необходимо стремиться к тому, чтобы «придать этим операциям форму комбинированного наступления с решительными целями».

Составленный Фошем план наиболее полно отвечал сложившимся условиям обстановки, но он встретил возражения со стороны главнокомандующих английской и французской армиями. Петэн и Хейг выдвинули свой заранее согласованный проект. Они доказывали, что ввиду численного превосходства противника  союзные армии на Западном фронте должны ограничиться, чисто оборонительным образом действий и что они будут не в состоянии в течение 1918 г., вплоть до полного сосредоточения американских дивизий, предпринять ни контрнаступления в каких бы то ни было размерах, ни тем более решительного наступления.

С третьим проектом выступил Ллойд Джордж. Поддержав Хейга и Петэна, он отметил, что, поскольку в ближайшее время нельзя добиться решительной победы на Западном фронте, то необходимо обрушить главный удар в Палестине, против Турции, с тем, чтобы полностью разгромить ее и вывести из войны. По словам Клемансо, операция против Турции стала бы «чисто британским делом», ибо вывод Турции из войны означал бы для Англии захват новых территорий на Ближнем Востоке и имел бы своим непосредственным продолжением организацию интервенции стран Антанты против Советской России.

Против замыслов Ллойд Джорджа энергично выступил начальник английского генерального штаба В. Робертсон. Он заявил, что победа англичан в Палестине не будет иметь никакого значения, если союзники потерпят поражение во Франции, а поэтому все внимание необходимо сосредоточить на Западном фронте.

В результате обсуждения был принят компромиссный вариант стратегического плана на 1918 г., предложенный военными представителями Англии и Франции в Высшем военном совете, генералами Вильсоном и Вейганом. Этот план предусматривал английское наступление в Палестине, но при условии, что для этой операции не будут привлечены дополнительные силы из Франции и Италии и что в основу стратегических решений на Западном фронте будут положены идеи, высказанные Фошем.

Сложнее обстояло дело с решением вопроса о едином командовании. Еще 6 января французский генеральный штаб в докладной записке для Высшего военного совета настоятельно подчеркивал необходимость создания высшего командного органа, «который один способен постоянно отстаивать общий план против частных тенденций и интересов, быстро принимать решения и заставлять проводить их в жизнь без потери времени. Для этого необходимо назначить, по крайней мере для фронта, простирающегося от Северного моря до Швейцарии, авторитетного военного деятеля, который в интересах коалиции... руководил бы действиями на всем фронте, распоряжался бы общими резервами, подготовлял бы контрнаступление и в надлежащий момент отдал бы приказ о его проведении». Эта точка зрения отстаивалась французским  генеральным штабом и генералом Вейганом 1 февраля в Версале. Иных позиций придерживались Хейг и Петэн. Оба главнокомандующих, не желая утрачивать своей независимости, доказывали, что, поскольку англо-французские войска на Западном фронте будут придерживаться выжидательной тактики и вести в основном оборонительные сражения, то нет необходимости менять установившуюся с 1914 г. систему управления войсками, а следовательно, и совершенно не нужен верховный главнокомандующий.

Поскольку решение проблемы создания единого командования зашло в тупик, то сессия Высшего военного совета по предложению Клемансо приняла (несмотря на сопротивление Хейга и Петэна) компромиссное постановление об организации общего союзного резерва из частей английской, французской и итальянской армий. 

2 февраля для комплектования и использования резерва был образован Исполнительный комитет под председательством Фоша. Ему предстояло решить вопрос о численности и дислокации общесоюзного резерва. 6 февраля Фош направил главнокомандующим английской, французской и итальянской армиями проект организации резерва. Последний должен был состоять из 30 дивизий, в том числе 17 дивизий (10 французских и 7 английских) на Западном фронте и 13 дивизий (3 французские, 3 английские и 7 итальянских) на Итальянском фронте. Главнокомандующим союзными армиями было предложено высказать свои соображения по поводу направленного им проекта, а также указать количество тяжелой артиллерии и авиации, которое они считали бы целесообразным передать в общий резерв.

Однако Хейг и Петэн вопреки постановлению совета продолжали придерживаться прежней точки зрения и заявили о своем нежелании подчиняться решениям Исполнительного комитета. В течение февраля — начала марта Ллойд Джордж и Клемансо также постепенно склонились к точке зрения Хейга и Петэна, а на следующей сессии Высшего военного совета 14 марта в Лондоне они заявили, что ввиду нарастающей концентрации германских войск на Западном фронте создание значительного общесоюзного резерва не представляется возможным, так как эта мероприятие приведет лишь к ослаблению основных сил английской и французской армий. Не отвергая в принципе идею общесоюзного резерва, Ллойд Джордж и Клемансо предлагали подождать с его созданием до того момента, когда прибытие американских дивизий освободит часть союзных сил. Вслед за тем они заявили  о своем отказе от стратегического плана кампании, утвержденного на прошлой сессии, и о присоединении к совместному плану Хейга и Петэна, которые, как полагали Ллойд Джордж и Клемансо, сами смогут договориться между собой о взаимодействии и использовании своих резервов. Эта точка зрения вызвала энергичный протест Фоша, который, однако, не возымел никакого действия из-за непримиримой позиции, занятой главами правительств Англии и Франции.

Так за неделю до начала германского наступления Высший военный совет Антанты отверг принятые ранее решения об активной обороне с последующим переходом в решительное наступление и создании общесоюзного резерва и принял стратегический план, ориентировавший союзные армии на Западном фронте на пассивно-оборонительный образ действий. И только после начала германского наступления верховным главнокомандующим был назначен генерал Ф. Фош, а вместе с тем стал приводиться в исполнение и его стратегический план.