Стрелковое оружие
Вооружение
Авиация
Корабли
Календарь событий
Спецслужбы
История
Биографии
Публикации
Познавательное
Достопримечательности России
Первая помощь
Ордена и медали
Тесты

Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Медведкове

Москва, ул. Заповедная, 52А, стр. 1

Ким Чен Ир

Руководитель КНДР

Сражение под Островно - 25 июля 1812 год

Отечественная война 1812 года

Первая мировая война - повод для войны


Сараевское убийство
К назревавшей в Европе войне готовились все главнейшие европейские государства. Но наиболее поспешно вооружалась Германия, являвшаяся самой агрессивной державой в Европе. К 1914 г. она быстрее и лучше своих соперников успела подготовиться к войне. В. И. Ленин указывал, что «немецкая буржуазия, распространяя сказки об оборонительной войне с ее стороны, на деле выбрала наиболее удобный, с ее точки зрения, момент для войны, используя свои последние усовершенствования в военной технике и предупреждая новые вооружения, уже намеченные и предрешенные Россией и Францией». Поэтому германским правящим кругам было исключительно выгодно начать войну именно в 1914 г., пока Франция и Россия еще продолжали вооружаться. Это убедительно доказывает содержание письма статс-секретаря германского ведомства иностранных дел Ягова своему послу в Лондоне в июле 1914 г.: «В основном, — писал он, — Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа между тем все более слабеет».

Однако, чтобы развязать войну, нужен был благовидный предлог — «casus belli». Для подыскания такого предлога германские милитаристы решили использовать сильные противоречия между Австро-Венгрией и Сербией. Австро-Венгрия стремилась к расширению своего влияния на Балканах, но у нее на пути стояла усилившаяся после балканских войн Сербия. Победа над Турцией поднимала престиж Сербии как борца за освобождение славян от иностранного господства и воодушевляла семь миллионов югославянских народов Австро-Венгрии. Сербия становилась для них притягательным центром. В Сербии, как известно, было сильно развито националистическое движение за объединение всех балканских славян и образование «Великой Сербии»«. Эти идеи оказывали большое влияние на славянское население обширных территорий, насильственно включенных в состав Австро-Венгрии, среди которого и без того было сильное национально-освободительное движение. В среде славянских народов Дунайской монархии крепла надежда, что при поддержке Сербии можно добиться освобождения и создания объединенного государства югославян. Часть сербской буржуазии и мелкобуржуазных кругов Боснии и Герцеговины, Воеводины, отчасти Далмации и Хорватии стремилась к освобождению югославянских земель Габсбургской монархии и к созданию сербо-хорвато-славянского государства, возглавляемого Сербией. Национально-освободительное движение югославянских народов в Боснии и Герцеговине, Хорватии, Далмации и других областях нарастало. Активизировалась деятельность различных югославянских общественных организаций: тайных молодежных, спортивных и иных. Возникали новые нелегальные кружки и группы, издавались свои газеты. Национальное движение усиливалось также и в других славянских областях Австро-Венгрии (в Чехии, Галиции), а также в областях, населенных румынами (Буковина, Трансильвания) и итальянцами (Трентино, Истрия, Далмация). Такая обстановка, вконец расшатывающая здание «лоскутной монархии», вызывала у австрийских правящих кругов желание принять решительные меры для разгрома основного очага славянского национального движения — Сербии. Наиболее ярым сторонником репрессий против Сербии был начальник австрийского генерального штаба генерал Конрад, являвшийся представителем крайне правого течения и во внутренней политике. На протяжении длительного времени он настойчиво требовал войны против Сербии, так как лишь в этом видел спасение положения Австро-Венгрии.

Воинственные настроения австрийских министров, решительно настаивавших на необходимости войны против Сербии, ловко использовали германские империалисты. Карлсбадское совещание начальников генеральных штабов союзников (Мольтке и Конрада) в мае 1914 г. и последовавшее вслед за ним 12 июня совещание Вильгельма II с Францем Фердинандом в его замке в Конопиште, очевидно, предопределили их линию действий для развязывания войны. На этих совещаниях обсуждались такие вопросы, как усиление военно-морских сил Австро-Венгрии в Средиземном море, образование против Сербии нового балканского фронта с участием Турции, Румынии и Болгарии, а также степень подготовки России к войне.

По мнению Франца Фердинанда, с которым был согласен и Вильгельм II, Россия не готова к войне, так как ее внутренние затруднения слишком велики, чтобы вести агрессивную внешнюю политику. Вильгельм II посоветовал своим австрийским союзникам воспользоваться сложившейся обстановкой для нападения на Сербию. При этом Вильгельм II определенно заверил Франца Фердинанда в том, что в случае, если в конфликт между Австрией и Сербией вмешается Россия и выступит на защиту Сербии, то Австро-Венгрия может рассчитывать на помощь Германии. Зачинщикам войны, несомненно, было ясно, что конфликт с Сербией не останется локальным, что в него наверняка будут втянуты связанные с Сербией Россия и Франция. Однако они рассчитывали на то, что неготовые к войне Россия и Франция могут быть легко побеждены.

Вблизи сербской границы были назначены маневры австрийской армии. Торжественный въезд наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда, известного своей враждебностью к Сербии, в город Сараево (центр захваченной в 1908 г. австрийцами Боснии) приурочивался ко дню всесербского национального траура «Видовдан», который ежегодно отмечался сербским народом. Это было расценено в Сербии и славянских землях австрийской монархии как сознательная провокация со стороны Австрии. Франц Фердинанд с супругой были убиты в Сараеве 28 июня 1914 г. выстрелами из револьвера членом организации «Молодая Босния» Гаврилой Принципом.

Этот факт сам по себе не был угрожающим миру. Народные массы отнеслись к нему с безразличием. Даже мировая пресса оценила его сначала сравнительно спокойно. Внешняя политика Франца Фердинанда как внутри страны, так и за границей связывалась с представлением о милитаризме Дунайской монархии. Наследник престола считался лидером военной партии Австрии. Поэтому некоторые газеты считали, что устранение Франца Фердинанда, убежденного сторонника агрессивных действий против славянских стран, несколько охладит накаленную атмосферу. Однако спустя несколько дней в прессе уже стали проскальзывать тревожные ноты и сомнения в возможности сохранить мир. По-разному восприняли этот факт и в дипломатическом мире. Это событие заставило некоторых дипломатов насторожиться. В частности, в Лондоне уже в ближайшие после Сараева дни понимали значение сараевского убийства как предлога для войны. Жаждавшие развязать войну германские и австрийские милитаристы не замедлили использовать возникшую ситуацию для осуществления своих преступных замыслов. Так, на докладе германского посла в Вене Чиршки, который он направил 30 июня рейхсканцлеру, против слов о том, что в Вене желают «раз навсегда основательно свести счеты с сербами», Вильгельм сделал выразительную надпись: «Теперь или никогда». А ниже он высказался еще определеннее: «С сербами надо покончить, и именно сейчас». Таким образом, пока в Вене раздумывали, что предпринять, Вильгельм уже принял решение. Этот и другие факты свидетельствуют о том, что Германия хотела австро-сербской войны и помогала ее возникновению.

Уже на следующий день после сараевского убийства начальник австро-венгерского генерального штаба Конрад заявил министру иностранных дел Берхтольду о необходимости приступить к мобилизации армии. На это Берхтольд ответил, что наступил момент для «разрешения сербского вопроса». Однако это было не так-то просто сделать. Дело в том, что Сербия, как славянская страна, пользовалась большими симпатиями в России и могла в случае военной опасности рассчитывать на ее помощь. А связываться с Россией один на один Австро-Венгрии было рискованно. Поэтому, опасаясь, что война против Сербии вызовет вмешательство России, австрийские правящие круги стремятся заручиться поддержкой Германии. С этой целью император Франц Иосиф 4 июля направляет личное письмо Вильгельму II и меморандум правительства по вопросу о балканской политике, которые были вручены Вильгельму 5 июля.

В тот же день австро-венгерский посол в Берлине изложил в телеграмме своему министру иностранных дел содержание беседы с Вильгельмом П. Вильгельм ожидал от Австрии серьезного выступления против Сербии. Он также заявил послу, что позиция России в этом вопросе будет враждебна, но он к этому готовился в течение ряда лет, и в случае войны между Россией и Австрией Германия выполнит свой союзнический долг. Вслед за этим Вильгельм II вызвал к себе рейхсканцлера, товарища министра иностранных дел и ответственных руководителей военного и морского ведомств на совещание и, задав «каверзный» вопрос военному министру Фалькенгайну — «готова ли императорская армия ко всем случайностям», отдал необходимые распоряжения.

Наряду с созреванием решения развязать войну австрийские и германские дипломаты развили активную деятельность с намерением выяснить позиции различных стран в создавшейся напряженной обстановке. Особенно усиленно зондировалась позиция английского правительства.

Получив заверения Вильгельма, что Германия выполнит свой союзнический долг, Австро-Венгрия могла уже действовать смелее. Из Берлина ее торопили поскорее начинать решительные действия. Однако потребовалось еще время на улаживание внутренних разногласий в самом правительстве.
 
Австрийский ультиматум
Для того чтобы развязать войну против Сербии, нужно было предъявить ей такие требования, которые она заведомо не приняла бы. Ее отказ от удовлетворения претензий можно было бы использовать как повод для объявления войны. Это австрийскому правительству советовали сделать также и из Берлина. И такие требования были подготовлены в виде ультиматума. Их австрийский посланник в Белграде барон Гизль вручил сербскому правительству в 6 часов вечера 23 июля 1914 г. Это время было выбрано не случайно. Как раз в этот день, в 11 часов вечера, из Петербурга отбывал находившийся там с визитом Пуанкаре, президент Франции. Ультиматум был вручен Сербии с таким расчетом, чтобы сообщение об этом прибыло в Петербург уже после отъезда Пуанкаре. Таким образом, союзники — Франция и Россия — не имели бы возможности быстро сговориться между собой о совместных действиях, а для Пуанкаре, находящегося в пути, были бы затруднены сношения с французским правительством.

Ультиматум состоял почти сплошь из пунктов, затрагивающих достоинство Сербии как суверенного государства и означавших неприкрытое вмешательство во внутренние дела Сербии. В ультиматуме были такие пункты, как запрещение в Сербии всех антиавстрийских организаций, осуждение всякой пропаганды, направленной против Австрии, увольнение из армии офицеров по спискам, представленным австро-венгерским правительством, наказание работников пограничной стражи, способствовавших переходу границы организаторам убийства Франца Фердинанда. И в заключение содержалось требование о допуске представителей австро-венгерского командования в Сербию для участия в расследовании убийства австрийского престолонаследника. На ответ сербскому правительству предоставлялся срок всего 48 часов. Если ультиматум за этот срок не будет принят целиком, Австрия грозила порвать дипломатические отношения с Сербией, что было равносильно угрозе объявления войны. Решительность австрийского правительства была с одобрением встречена в Берлине. Вильгельм так высказался об австрийском ультиматуме Сербии: «Браво! Признаться, от венцев подобного уже не ожидали...» 

Сербское правительство, получив австрийский ультиматум, сразу же обратилось к царской России с просьбой о помощи. Одновременно, предвидя неминуемую войну, сербское правительство развернуло спешную работу по эвакуации Белграда, который находился непосредственно на австро-сербской границе, и переброске войск. 25 июля в 3 часа дня в Сербии был подписан приказ о мобилизации.

Ответ своего правительства сербский премьер Пашич вручил австрийскому посланнику 25 июля в 5 часов 50 минут вечера, за 10 минут до истечения установленного ультиматумом срока. Сербия принимала условия ультиматума и только не соглашалась с тем, чтобы австрийская полиция участвовала на территории Сербии в расследовании по делу лиц, замешанных в сараевских событиях, ссылаясь на то, что это противоречило бы сербской конституции. Все же это явилось формальным предлогом, чтобы разорвать дипломатические отношения с Сербией, и в 6 часов 10 минут вечера австрийское посольство в полном составе отправилось на вокзал, чтобы покинуть Белград. В этот же день, поздно вечером, был подписан приказ о частичной мобилизации австрийской армии против Сербии. Первым днем мобилизации назначалось 28 июля. Этот приказ пока не касался войск, расположенных у русской границы. В Вене не хотели раньше времени давать какие-либо основания царскому правительству для таких же ответных действий. Но после настоятельных советов из Берлина Франц Иосиф подписал указ о всеобщей мобилизации, который был доставлен в военное министерство в 12 часов 23 минуты 31 июля. 

Однако объявлять войну Сербии австрийское правительство не торопилось, чтобы иметь возможность закончить свою мобилизацию и сосредоточение войск, на чем настаивал также и генеральный штаб. Сосредоточение войск у сербской границы предполагалось закончить к 5 августа, а военные действия начать с 12 августа. Впрочем, враждебные действия начались еще 26 июля, до официального объявления войны: в Костолаце на Дунае был обстрелян сербский берег Дуная и сербские суда, были захвачены три сербских парохода и на них поднят австрийский флаг.

Толкая Австро-Венгрию на развязывание войны, германское правительство все же желало знать отношение к этому вопросу других европейских государств. Визит Пуанкаре в Петербург не оставлял сомнений в позиции Франции и России. Империалистическая буржуазия Франции также считала, что, видимо, пришло время силой оружия разрешить спорные вопросы с Германией. В Париже не сомневались в том, что конфликт между Сербией и Австро-Венгрией неизбежно повлечет за собой и выступление России на стороне Сербии. В связи с этим возникала необходимость еще раз обговорить условия франко-русской конвенции. Через три недели после выстрела в Сараеве сам президент Франции Раймонд Пуанкаре прибыл 20 июля в Петербург с официальным визитом к царю, чтобы заверить русское правительство в неизменности французской политики и поддержке Францией России в случае европейской войны. Аналогичные заверения от царского правительства получила и Франция. Военный министр В. А. Сухомлинов, конечно, был осведомлен о ходе переговоров французского президента с царем, когда писал: «Если кто когда-нибудь займется выяснением закулисной истории возникновения войны, тот должен будет обратить особенное внимание на дни пребывания Пуанкаре в Петербурге, а также и последующее время, приблизительно от 24-28 июля».

Для Вены и Берлина позиция Франции по отношению к конфликту на Балканах теперь достаточно прояснилась: как только возникнет война между Россией и Германией, Франция вмешается в дело и выступит на стороне России. Существование между ними союзнического договора ставило Германию в случае европейской войны перед неизбежностью сражаться одновременно на двух фронтах — на западе и на востоке. Сложней было выяснить позицию Англии. Ее дипломаты сами ставили своей задачей узнать намерения сторон в данной ситуации, не раскрывая до поры до времени собственных целей. Внутриполитические трудности в самой Англии — рост стачечного движения, ирландский кризис — заставляли английское правительство действовать с особой осторожностью, чтобы, втягивая Англию в войну, не делать такую политику достоянием масс. Английские империалисты сами не прочь были использовать сложившуюся в связи с сараевским убийством обстановку для своих целей и в случае войны рассчитаться с Германией, становившейся все более опасным конкурентом. Таким образом, в Англии не менее других были заинтересованы в том, чтобы скорее началась война. Однако, верное своей традиционной политике — загребать жар чужими руками, английское правительство до самого последнего часа не раскрывало своих намерений и под внешним видом миролюбия и невмешательства в конфликт на Балканах вело двойственную, коварную и провокационную политику, подталкивая европейские страны к войне. Выступая в роли миротворцев, стремящихся к полюбовному разрешению конфликта между Австро-Венгрией и Сербией, английские империалисты на самом деле больше всего боялись того, что война не начнется.

Исполнителями двойственной политики английского империализма являлись английские дипломаты и в первую очередь министр иностранных дел Англии Эдуард Грей. В самый острый момент австро-сербского конфликта английские дипломаты не давали определенного ответа на запросы Германии и России о позиции Англии в случае войны и тем самым подстрекали к развязыванию войны. Грей явно занимался подстрекательством, давая послам противных сторон противоречивые заверения. Так, еще 8 июля 1914 г. Грей в беседе с русским послом Бенкендорфом подчеркивал серьезность создавшегося положения. Он намекал, что, по его сведениям, центр тяжести военных операций Германии должен довольно быстро переместиться с запада на восток, т. е. против России Он выразил также мнение, что Россия должна выступить на защиту Сербии, тем самым явно подстрекал Россию на активное развязывание войны. Германского посла в Лондоне К. Лихновского Грей неизменно заверял, что в случае осложнения он сделает все возможное для предотвращения воины между великими державами, и довольно ясно намекал, что в случае войны в Европе Англия будет занимать нейтральную позицию. Так, 9 июля он заявил, что в случае европейской войны Великобританию не связывают с Россией и Францией никакие секретные соглашения. Грей также очень часто говорил о конфликте и войне четырех держав, имея в виду Германию и Австрию, с одной стороны, Россию и Францию — с другой. 24 июля 1914 г, после вручения австрийского ультиматума Сербии, Грей все еще указывал германскому послу в Лондоне на приближение будущей войны как войны четырех держав. Таким образом, он делал намек на то, что Англия останется нейтральной. Противоречивые заявления Грея каждая сторона могла истолковать, как ей было угодно. Определеннее высказывался король Великобритании Георг V. 26 июля он заявил принцу Генриху (брату Вильгельма II) следующее: «Мы приложим все усилия, чтобы не быть вовлеченными в войну, и останемся нейтральными». Такие довольно прямые высказывания давали повод германским милитаристам действовать решительнее и наглее, надеясь на нейтралитет Англии.

В свою очередь Франция и Россия рассчитывали, что Англия, связанная с ними договорными обязательствами, выступит на их стороне. Таким образом, коварная и двусмысленная позиция английских империалистов толкала противников на развязывание войны.

В беседе с Лихновским 29 июля Грей заявил, что британское правительство желает поддерживать дружбу с Германией и могло бы оставаться в стороне до тех пор, пока конфликт ограничивался бы Австрией и Россией. Но если Германия и Франция будут вовлечены в войну, то британское правительство сочтет себя вынужденным принять спешные решения. Это заявление Грея произвело в Берлине впечатление разорвавшейся бомбы. Оно не оставляло сомнений в том, что в случае европейской войны Англия нейтральной не останется. «Подлым обманщиком и фарисеем» назвал Вильгельм британского министра иностранных дел, выдавая свое раздражение по поводу несбывшейся надежды на нейтралитет Англии. Не знали тогда в Берлине, что еще за 2 дня до беседы с Лихновским Грей на заседании кабинета министров требовал участия Англии в войне, угрожая в противном случае выходом в отставку. Так, поощряя агрессию, обыграла английская дипломатия дипломатов германских, до последнего момента рассчитывавших на нейтралитет Англии.

Изложенные факты позволяют сделать вывод, что британское правительство могло помешать начать войну в 1914 г., если бы недвусмысленно заявило о своей позиции, как это было неоднократно в прошлом при назревании международных конфликтов. Например, в 1911 г., в момент Агадирского кризиса, Германия была предупреждена, что Англия выступит на стороне Франции. Твердое заявление Англии, что она не останется нейтральной, охладило агрессивный пыл империалистических кругов Германии. Двойственная политика английского империализма, умело осуществляемая королевской дипломатией, надежно завуалировала истинные намерения Англии. В Берлине создавалась определенная уверенность в том, что Англия действительно стремится к сохранению нейтралитета, а это успокаивало и развязывало руки германским империалистам, поощряя их агрессию. Уклончивое, двуличное поведение английского правительства в 1914 г. ясно говорит о том, что оно само желало развязывания войны, а потому делало все возможное, чтобы столкнуть противников. Таким образом, значительная доля вины за развязывание войны в 1914 г. ложится на английское правительство. 
 
Развязывание войны
Лишь в полдень 28 июля в Белграде была получена телеграмма австрийского правительства с объявлением войны. В ночь с 28 на 29 июля началась артиллерийская бомбардировка Белграда. Осуществляя подготовку к войне, империалисты не высказывали прямо свои цели. Они вели хитрую дипломатическую игру между собой. Никто не хотел первым начинать войну, хотя все страстно жаждали ее. Никто не хотел выступить в роли «зачинщика». Каждый выжидал какого-нибудь неосторожного шага со стороны своих противников, чтобы использовать их ошибки и обвинить в агрессивных намерениях, а самому выступить перед общественным мнением в благородной позе жертвы агрессии, вынужденной лишь обороняться. После 28 июля, когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии, события стали развиваться быстрыми темпами.

Царское правительство, заявив, что Россия не останется равнодушной в австро-сербском конфликте, решило, не теряя времени, начать всеобщую мобилизацию как ответ на агрессивные действия Австро-Венгрии. На этом настаивал и русский Генеральный штаб, которому хорошо было известно, что проведение мобилизации в России потребует значительно большего времени по сравнению с Германией или Австро-Венгрией.

Уже 11 (24) июля, как только стало известно содержание австрийского ультиматума, на заседании Совета министров было решено объявить, в зависимости от хода дел, мобилизацию четырех военных округов — Киевского, Одесского, Московского и Казанского — и флота. Военному министру было предложено незамедлительно ускорить пополнение запасов материальной части армии, а министру финансов — изъять как можно больше русских государственных вкладов из германских и австро-венгерских банков. На заседании же Совета министров 12 (25) июля под председательством самого Николая II это решение снова было подтверждено с оговоркой — «пока не объявлять мобилизации, но принять все подготовительные меры для скорейшего ее осуществления в случае надобности». Вместе с тем было решено ввести «Положение о подготовительном к войне периоде», что означало проведение довольно обширных мобилизационных мероприятий, не объявляя формально самой мобилизации. Указ о всеобщей мобилизации в России был утвержден царем 16 (29) июля. Подписанию этого указа предшествовало совещание Сазонова, Сухомлинова и Янушкевича, которые признали необходимым такой шаг ввиду отсутствия какой-либо вероятности избежать войны с Германией. Но в тот же день, получив телеграмму от Вильгельма с заверением выступить посредником между Россией и Австрией и просьбой не ускорять военных приготовлений, царь Николай вечером принимает решение отменить всеобщую мобилизацию и провести частичную мобилизацию в четырех военных округах (Варшавском, Киевском, Одесском, Московском) только против Австрии. Указ о частичной мобилизации был объявлен по телеграфу поздно ночью 16 (29) июля. Для русского Генерального штаба наступил исключительно тяжелый момент. План частичной мобилизации только против Австрии в Генеральном штабе не составлялся. Проведение же мобилизации лишь в четырех округах нарушало стройность общего мобилизационного плана, где автоматизм выполнения намеченных мероприятий играет важнейшую роль. Это поломало бы весь план и привело бы к путанице, грозящей срывом мобилизации. И Генеральный штаб стал принимать все меры к тому, чтобы эта частичная мобилизация не состоялась.

17 (30) июля Сазонов после совещания с военным министром и начальником Генерального штаба, убеждал царя, что если война с Германией неизбежна, то следует получше подготовиться к ней, чтобы не быть застигнутыми ею врасплох, а поэтому нельзя медлить с началом всеобщей мобилизации. Николай II согласился с доводами Сазонова и разрешил приступить к общей мобилизации. Первым днем мобилизации и перевозок было назначено 18 (31) июля.

На эти действия России германское правительство еще 29 июля днем ответило предупреждением, что при дальнейшем осуществлении мобилизационных мероприятий русской армии будет проведена мобилизация в Германии. В 11 часов 40 минут 31 июля в Берлине стало известно о русской всеобщей мобилизации. Это было на руку германским милитаристам, чтобы ускорить назревание событий, так как давало им возможность обвинить в развязывании войны Россию и кричать на весь мир, что Германия подверглась нападению и вынуждена обороняться. Еще 17 (30) июля Вильгельм II взвалил ответственность на Николая II. Он указывал в своей телеграмме царю: «Вся тяжесть решения ложится теперь исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за мир или войну». Наконец с лицемерием и мирными заверениями было покончено, виновник определен и можно было в открытую вести дело к войне.

Уже в первом часу дня 31 июля Вильгельм II объявил в Германии «состояние угрозы военной опасности», a русскому правительству в 12 часов ночи был предъявлен ультиматум, в котором говорилось, что если в течение следующих двенадцати часов русская мобилизация не будет прекращена, то в Германии также будет объявлена мобилизация. Сама Германия в это время была полностью подготовлена к войне. Русское правительство не ответило на германский ультиматум и до 12 часов дня 1 августа Россия не прекратила своей мобилизации. 1 августа в Германии была объявлена общая мобилизация. Германский посол в России Пурталес в 7 часов вечера того же дня вручил русскому министру иностранных дел Сазонову ноту с объявлением войны. В своей ноте германское правительство ответственность за развязывание войны возлагало на Россию.
Это был первый день мировой войны.

Итак, с 28 июля 1914 г. Австро-Венгрия находилась в состоянии войны с Сербией, а с 1 августа 1914 г. Германия находилась в состоянии войны с Россией. Во всех этих четырех государствах вовсю развернулась мобилизация.

Однако сложившееся положение не совсем отвечало замыслам Германии. Дело в том, что по планам германского генерального штаба первый удар предполагалось нанести по Франции через территорию Бельгии. С объявлением мобилизации начиналась перевозка войск к французской и бельгийской границам. Уже 2 августа должны были приступить к отправке эшелонов на запад с войсками прикрытия, а также для занятия Люксембурга и захвата Льежа. Однако этого нельзя было сделать, так как война Франции не была объявлена, хотя и во Франции 1 августа была объявлена мобилизация и приведены в боевую готовность морские и сухопутные силы. Предмобилизационные мероприятия были проведены ранее. На запрос германского посла 31 июля о соблюдении Францией нейтралитета в русско-германской войне французское правительство дало уклончивый ответ. Обращаясь с таким запросом, германское правительство, в случае положительного ответа Франции, готовило провокационное требование передачи Германии французских крепостей Туль и Верден как залог нейтралитета Франции. Заранее зная, что французское правительство отвергнет это требование, в Берлине рассчитывали уже с 4 часов пополудни 1 августа иметь повод для войны с Францией. В свою очередь и французское правительство, давно решившись на войну с Германией, выжидало, чтобы объявление войны сделала Германия, на которую тогда и ляжет ответственность за развязывание войны. Русский посол в Париже Извольский доносил 19 июля (1 августа): «По политическим соображениям... для Франции весьма важно, чтобы ее мобилизация не предшествовала германской, а явилась ответом на таковую», «было бы лучше, если объявление войны последует со стороны не Франции, а Германии». Жоффр 2 августа писал командирам корпусов прикрытия, что «по национальным соображениям морального порядка и по настоятельным соображениям дипломатического характера необходимо возложить на немцев полную ответственность за открытие враждебных действий».

Чтобы избежать нежелательных пограничных инцидентов, французское правительство 30 июля установило 10-километровую приграничную зону, в которой запрещалось размещать войска.

И вот здесь Германия очутилась в щекотливом положении: война объявлена России, а войска направляются в противоположную сторону, на запад. Надо приступать к выполнению стратегических планов и открывать военные действия против Франции — но для этого нет юридического основания. Затруднительное положение германского генерального штаба усугублялось еще тем обстоятельством, что вынужденная задержка давала выгодную возможность России закончить свою мобилизацию раньше, чем Германия нападет на Францию. Германский генеральный штаб торопил правительство объявить войну Франции, чтобы поскорее можно было начать поход, успех которого во многом зависел от быстроты действий. И в ход был пущен один из излюбленных приемов буржуазной дипломатии — шантаж.

Планом войны предусматривалось движение германского заходящего крыла через территорию нейтральной Бельгии. Для придания этому акту видимости законности германское правительство пошло на дипломатические хитрости. 2 августа 1914 г. в 19 часов германский посланник в Брюсселе Белов-Залеске вручил ноту министру иностранных дел Бельгии Давиньону, в которой указывалось, что германское правительство имеет достоверные сведения о намерении французских войск наступать против Германии через бельгийскую территорию. Ссылаясь на слабость бельгийской армии, которая-де не в состоянии будет без посторонней помощи отразить наступление крупных французских сил и защитить свой нейтралитет, а следовательно, и предотвратить нападение французских войск на Германию, в ноте указывалось, что в целях самосохранения Германия должна предупредить нападение французов, для чего она вынуждена нарушить неприкосновенность бельгийской территории. При этом давались заверения об отсутствии у Германии враждебных намерений по отношению к Бельгии и пр. Нота заканчивалась угрозой, что если Бельгия окажет сопротивление и не пропустит германские войска, то Германия будет смотреть на Бельгию как на врага. На ответ правительству Бельгии давалось 12 часов.

3 августа в 7 часов Бельгия в специальной ноте отвергла ультимативное требование Германии о пропуске войск и обратилась за помощью к Англии. Таким образом, в отношении Бельгии германцы считали свои руки развязанными. Теперь можно было начинать военные действия. «Юридически» это было оправдано и уже к вечеру 3 августа германские войска нарушили бельгийскую границу у Геммениха. С утра 4 августа германские власти без объявления войны начали вторжение в Бельгию, поправ ее нейтралитет, определенный трактатами 1839 и 1870 гг. и гарантированный рядом держав, в том числе и Пруссией. Вечером 4 августа Бельгия порвала дипломатические отношения с Германией.

Но для получения полной свободы рук на западе и приведения в действие плана Шлиффена требовалось объявить войну Франции. Для этого германские дипломаты использовали вымышленный предлог. В 6 часов 45 минут вечера 3 августа германский посол в Париже передал французскому правительству ноту с объявлением войны по причине того, что якобы французские самолеты нарушили нейтралитет Бельгии, а также летали над германскими городами Карлсруэ и Нюрнбергом и сбросили в их районе бомбы на железнодорожную линию, а французские войска будто бы в нескольких местах перешли на германскую территорию.

Политика Англии в этот период внешне была направлена на умиротворение сторон в создавшейся ситуации, на завуалирование остроты англо-германских противоречий. Накануне вторжения германских войск в Бельгию, а неизбежность такого акта была очевидна, английское правительство обратилось к правительствам Германии и Франции с требованием не нарушать нейтралитет Бельгии. Английское правительство стремилось показать широким массам населения своей страны и других стран, что Англия желает мира и справедливости для всех больших и малых государств.

Уже в первые дни войны в Англии вышла небольшая книжка под названием «Из-за чего мы воюем?». Ее авторы, профессора Оксфордского университета по факультету новой истории Э. Баркер, Г. Дэвис, Ф. Морган и другие, не утруждая себя раскрытием истинных причин войны, много говорят о нарушении Германией нейтралитета Бельгии и Люксембурга. Авторы пишут: «Борясь за Бельгию, мы боремся за право народов ... за мир всех народов и право слабейшего на существование» А далее более откровенно: «Необходимость защищать Бельгию ярче чувствуется средним англичанином... вызывает чувство справедливого возмущения». Английскому населению внушалось, что если Германия захватит Бельгию, то она (Германия) сможет угрожать и Англии. Такая политика подготовки общественного мнения имела определенный успех. Русский посол в Англии сообщал в Петербург: «Даже консерваторы, несмотря на воодушевляющий их воинственный дух, стараются не выступать в роли «военной партии», что могло бы оттолкнуть либеральные и пацифистские массы».

Но в действительности воинствующий британский империализм был готов к войне. «Ни разу в течение трех последних лет мы не были так хорошо подготовлены», — утверждал Черчилль, занимавший тогда пост первого лорда Адмиралтейства (морского министра). 

Для вступления в войну британской дипломатии нужен был лишь предлог. И таким предлогом явилось нарушение германскими войсками нейтралитета Бельгии. 4 августа в Лондоне стало известно, что германские войска вторглись на территорию Бельгии. В связи с этим германскому правительству был предъявлен ультиматум, чтобы к 24 часам 4 августа по берлинскому времени (23 часа по лондонскому) был дан ясный ответ: намерена ли Германия уважать бельгийский нейтралитет. Но германское правительство отказалось ответить на этот ультиматум. Германский министр иностранных дел фон Ягов заявил, что он не может дать таких заверений, потому что военные потребности стоят выше всех других соображений. Тогда германскому послу в Лондоне Лихновскому было направлено письмо Грея с сообщением, что между Англией и Германией с 11 часов вечера (по лондонскому времени) 4 августа существует состояние войны. Утром 5 августа английский посол в Германии затребовал свои паспорта. Вступление в войну Англии с ее колоссальными владениями на всем земном шаре и неоспоримым могуществом английского флота на океанских просторах как бы предопределяло поражение Германии, поэтому вслед за Англией, как указывает известный советский историк Е. В. Тарле, против Германии в течение войны постепенно выступили еще 23 государства.

Итак, в течение первых четырех дней августа 1914 г. Германия оказалась в состоянии войны с Россией, Францией, Англией и Бельгией, а с 23 августа — и с Японией (последняя тоже объявила войну Германии). Союзница же Германии Австро-Венгрия официально находилась во враждебных отношениях пока что лишь с Сербией. Таким образом, крупнейшие государства Европы оказались втянутыми в войну.

Объявлять войну России австрийское правительство пока воздерживалось, чтобы успеть сосредоточить свои войска на русской границе, хотя Германия усиленно толкала Австро-Венгрию на войну именно с Россией. Так, уже 31 июля в 16 часов 30 минут Вильгельм телеграфировал Францу Иосифу: «Величайшее значение имеет то, чтобы Австро-Венгрия ввела в дело против России свои главные силы и не раздробила их одновременно наступлением против Сербии. Это тем более важно, что значительная часть моей армии будет связана Францией. В гигантской борьбе, в которую мы вступаем плечом к плечу, Сербия играет  совершенно второстепенную роль и требует только самых необходимых оборонительных мероприятий...» 

Наконец, в 18 часов 6 августа Австро-Венгрия объявила войну России. Дальнейшие события развивались стремительно. В течение нескольких дней и Австро-Венгрия оказалась в войне со всеми государствами, с которыми воевала Германия: 5 августа войну Австро-Венгрии объявила Черногория, 10-го Франция и 12-го — Англия, а затем 24 августа Австро-Венгрия объявила войну Японии и 27 августа — Бельгии.

Из стоявших друг против друга группировок пока лишь Италия не вступила в войну. В предшествующие годы она уладила спорные вопросы с Францией и в значительной степени потеряла свою заинтересованность в Тройственном союзе, тем более что у нее с Австро-Венгрией имелись острые территориальные разногласия. Кроме того, сама Италия была значительно ослаблена Триполитанской войной 1911-1912 гг., и снова ввязываться в войну у нее просто не было сил. По этим причинам Италия предпочла заявить о своем нейтралитете, о чем итальянский король 3 августа извещал Вильгельма в личном письме. Формальным поводом для нейтралитета Италии служило то, что по договору она обязалась выступить на помощь Германии в оборонительной войне. Поскольку Германия начала наступательную войну, то отсутствует «casus foederis», т. е. причина для выполнения условий договора.

Это было сделано, очевидно, не без умысла, так как, будучи нейтральной, Италия имела возможность вести переговоры одновременно с обеими воюющими сторонами, выторговывая наиболее выгодные условия за свой нейтралитет или за обещание примкнуть к одной из сторон. Намеки со стороны Италии на такую возможность были сделаны обеим сторонам уже в первых числах августа. За свое участие в войне Италия желала получить Валону и Трентино. Дипломаты стран Антанты стремились привлечь Италию на свою сторону. Россия, по заявлению Сазонова, готова была обсудить предложение Италии и запрашивала лишь согласия Франции. Германские же дипломаты прилагали все усилия к тому, чтобы удержать Италию под своим влиянием и тем самым укрепить Тройственный союз. Это в известной степени зависело от взаимоотношений между Италией и Австро-Венгрией, противоречия между которыми к этому времени все более обострялись. Германия готова была пойти на уступки Италии за счет интересов Австро-Венгрии, путем передачи Италии области Трентино, населенной итальянцами, но входившей в состав Австро-Венгрии.

С началом войны враждующие группировки усилили борьбу за привлечение на свою сторону ряда других государств — Турции, Болгарии и Румынии. Еще 16 (29) июля русский министр иностранных дел Сазонов давал указания своему послу в Константинополе, что с Турцией «желательно сохранить возможно более дружественные отношения». Русская дипломатия склоняла и Болгарию выступить на стороне Антанты, суля ей различные выгоды от такого шага и угрожая в случае ее несогласия.

Особенно настойчиво Антанта старалась привлечь на свою сторону Румынию, обещая ей за это Трансильванию. За Румынию боролась и германская коалиция, готовая отдать ей Бессарабию и долину Тимока.

Однако эти страны (Турция, Болгария, Румыния) заняли выжидательную позицию, заявив о своем нейтралитете. Они рассчитывали впоследствии примкнуть к той стороне, которая обеспечит им больший выигрыш после окончания войны. Из этих государств пока что только одна Турция слепо шла в своей политике за Германией и 2 августа 1914 г. заключила сугубо секретную военную конвенцию с Германией. Одновременно в Турции была объявлена общая мобилизация, якобы для обеспечения ей нейтралитета, а фактически направленная против России.

В связи с объявлением войны в империалистических государствах были осуществлены специальные меры, чтобы оправдать перед народными массами втягивание своего государства в войну. Наряду с чисто полицейскими мероприятиями проводилась и психологическая подготовка масс. Всячески искажая истинные причины возникновения войн, истинные цели своих правительств, правящие классы империалистических государств проводили разнообразную по форме идеологическую работу, направленную на разжигание у населения шовинистических чувств. На основе специально подобранных фактов и событий населению настойчиво внушалось, что их государству угрожает опасность со стороны вооруженных до зубов соседей и нужно быть в готовности дать отпор. Для целей такой ура-патриотической пропаганды широко использовались школа, печать, церковь, различные спортивные организации, стрелковые клубы и союзы. Разоблачая лживую буржуазную пропаганду, В. И. Ленин отмечал: «Правительство и буржуазия каждой воюющей страны выкидывает миллионы рублей на книги и газеты, сваливая вину на противника, возбуждая в народе бешеную ненависть к неприятелю, не останавливаясь ни перед какой ложью, чтобы представить себя в виде «обороняющейся» стороны, которая подверглась несправедливому нападению».

Буржуазные правительства применяли самые разнообразные формы и средства шовинистического воздействия на массы. Например, русские дипломаты доносили о «патриотических» демонстрациях в Берлине с выражением сочувствия Австрии и враждебности к России. Шумную милитаристскую кампанию подняли газеты. «Пресса вся кричит, что решение войны или мира в руках России и что Германия должна исполнить свои обязательства по отношению к Австрии», — сообщалось в одном из таких донесений. В день объявления войны в Петербурге и других городах царской России также проводились патриотические шествия и манифестации, возглавляемые представителями монархических союзов и организаций. Пение гимна, крики «долой Германию», развевающиеся флаги возбуждающе действовали на толпу.

Начало войны сопровождалось соответствующими правительственными заявлениями и декларациями Главы правительств и монархи выступили с обращениями к своим народам и заявлениями, в которых твердили о своем миролюбии, о великом нежелании воевать, о том, что они вынуждены защищаться, что они будут бороться за справедливость и во имя защиты прав малых народов (имелось в виду нарушение нейтралитета Бельгии). Манифесты призывали к гражданскому миру, прекращению классовой борьбы, убеждали национальные меньшинства поддержать правительство. Манифест русского царя о войне с Германией был составлен в высокопарном стиле с явной целью воздействия на патриотические чувства читателя. Он начинался пространными рассуждениями о «братских чувствах русского народа к славянам», которых обидела Австро-Венгрия. Оправдывая свои военные приготовления, царь писал, что он был «вынужден» «принять необходимые меры предосторожности», «привести армию и флот на военное положение». Русский самодержец старался убедить своих подданных, что он «прилагал все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров», но, видите ли, Германия «внезапно объявила России войну» и поэтому он вынужден воевать, чтобы оградить честь, достоинство, целость России. Далее царь призывал «В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение царя с его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага».

Русская буржуазия с неподдельным восторгом встретила манифест царя о войне. Патриотические демонстрации с «коленопреклонением» проходили на Дворцовой площади столицы. Страницы газет и журналов были заполнены верноподданническими телеграммами царю от различных буржуазных организаций. Все это было призвано свидетельствовать «единение царя с народом».

Президент Франции Пуанкаре и все правительство обратились к французскому народу с воззванием, которое заканчивалось словами: «В этот час нет больше партий. Есть вечная Франция, Франция миролюбивая и полная решимости. Есть отечество права и справедливости, целиком объединенное в спокойствии, бдительности и достоинстве». В своем послании парламенту по случаю объявления войны Пуанкаре писал 4 августа, что Франция подверглась грубому и предумышленному нападению со стороны Германии. Пуанкаре подчеркивал миролюбие французов и стремление правительства к предотвращению войны. Он взывал к патриотизму французов, призывал нацию к единству и готовности защищать Францию. Премьер-министр Франции Вивиани в своем большом выступлении перед парламентом вторил президенту. Чтобы разжечь воображение депутатов, Вивиани обвинял Германию в посягательстве на «европейские свободы», безопасность, независимость, достоинство народов, убеждал депутатов, что Франция будет бороться за свободу Европы, за право и независимость.

Шовинистическая пропаганда с целью вызвать у народа милитаристский угар имела первоначально успех главным образом у мелкой буржуазии. Поддалась агитации также часть интеллигенции, отдельные группы рабочих. Однако основная масса пролетариев подняла свой голос против войны, в особенности в России. В городах и селах Российской империи начались антивоенные выступления рабочего класса и крестьянской бедноты. Уже в дни мобилизации, 16 (29) — 18 (31) июля, на отдельных заводах Петербурга и других городов состоялись митинги и собрания. В день объявления войны, 19 июля (1 августа), прекратили работу 27 тыс. человек на 21 предприятии Петербурга. Рабочие выходили на демонстрации с красными знаменами.

Начальник Петербургского охранного отделения сообщал 19 июля (1 августа) 1914 г. в департамент полиции о митингах рабочих, проводимых на фабрично-заводских предприятиях. Он так писал в своем рапорте: «Выступавшие на означенных сходбищах ораторы подчеркивали общность интересов «всего мирового пролетариата», настаивали на обязательности для сторонников социалистических тенденций всеми мерами и средствами бороться против самой возможности войны, независимо от поводов и причины для начала таковой... рекомендовали призываемым в ряды армии запасным обратить всю силу оружия не против неприятельских армий, состоящих из таких же рабочих пролетариев, как и они сами, а против «врага внутреннего в лице правительственной власти и существующего в империи государственного устройства».

Протест против начавшейся бойни прокатился по всем крупнейшим городам России. В большинстве случаев это были волнения мобилизованных, отправляемых в действующую армию. Ни в одной стране не было такого движения протеста против войны, как в России. Царскому правительству удалось отбить первую, в большинстве случаев стихийную попытку народных масс в той или иной форме выступить против войны. 

Стихийные антивоенные митинги и демонстрации рабочих состоялись в Англии. Английские трудящиеся первоначально не поддавались на агитацию шовинистов. Но измена правых лейбористов и тред-юнионистов и других соглашателей, сила и искусство буржуазной пропагандистской машины — все это возымело действие: рабочий класс оказался расколотым, большая часть его дезориентированной, захлестнутой ура-шовинистическими настроениями.

Об антивоенных демонстрациях в Берлине, Париже, Лондоне доносили и русские дипломаты.

С началом войны рабочие всех стран возлагали свои надежды на II Интернационал. Однако вопреки торжественным декларациям его конгрессов «большинство социал-демократических партий... встали на сторону своего генерального штаба, своего правительства, своей буржуазии против пролетариата». Пример этой позорной измены рабочему классу показали руководители германской социал-демократии. 4 августа фракция СДПГ голосовала в рейхстаге за предоставление своему правительству военных кредитов. Открыто порвали с антивоенными резолюциями Интернационала руководители французских и бельгийских социалистов и английских лейбористов. Они не только одобрили военные кредиты, но и вошли в состав буржуазных правительств. В России войну поддерживали меньшевики (хотя они и проголосовали в Государственной думе против военных кредитов) и правое крыло эсеров.

Измена большей части вождей западноевропейской социал-демократии идеям революционного социализма, принципам пролетарского интернационализма и переход их на службу империалистической буржуазии означали крах II Интернационала.

Только одна партия большевиков заняла с самого начала последовательно революционную, марксистскую позицию по отношению к империалистической войне. Большевистские депутаты III Государственной думы мужественно заявили о своем отказе поддерживать правительство в грабительской войне и голосовать за военные кредиты, за что они были арестованы и отправлены в ссылку.

Позиция большевиков по отношению к начавшейся войне была обоснована В. И. Лениным в тезисах «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне», а затем в манифесте ЦК «Война и российская социал-демократия» и в ряде других работ. В ленинских документах была дана оценка характера начавшейся войны, разоблачалась политика вождей II Интернационала, изменивших делу рабочего класса. Партия большевиков звала трудящихся всех воюющих стран на борьбу за поражение своего правительства в империалистической войне, за превращение этой войны в гражданскую войну. Большевики считали, что наиболее верным средством прекращения войны является свержение власти империалистической буржуазии в каждом из воюющих государств и победа пролетарской революции.

С революционных антиимпериалистических позиций против войны выступили Болгарская социал-демократическая партия (тесняков) во главе с Д. Благоевым, Г. Димитровым и В. Коларовым, а также Сербская социал-демократическая партия. Интернационалистическую позицию в начале войны заняла Итальянская социалистическая партия, однако позже она перешла к оборончеству.

Близкую к большевикам позицию по отношению к империалистической войне заняла группа немецких левых социал-демократов в Германии во главе с К. Либкнехтом, Р. Люксембург, К. Цеткин и Ф. Мерингом, а также Социал-демократия Королевства Польского и Литвы. На последовательно революционные позиции по отношению к войне стали также левые в руководстве Румынской социал-демократической партии и левые интернационалистические элементы в других социалистических партиях.

Правящие круги стран обеих коалиций стремились как можно дольше не объявлять мобилизацию, так как это было бы равносильно объявлению войны. Вместе с тем, наряду с различными проектами «мирного» разрешения австро-сербского конфликта, эти правительства не преминули втихомолку начать всевозможные, военные приготовления, ускоряющие мобилизацию и сокращающие ее сроки. Такими мероприятиями являлось возвращение из лагерей частей на зимние квартиры, прекращение отпусков и различных командировок военнослужащим и подготовка в войсках к приему запасных, призываемых по мобилизации, пополнение частей имуществом и вооружением по табелям военного времени, усиление охраны границы и важных объектов внутри страны, особенно железных дорог и средств связи, подготовка железных дорог к воинским перевозкам, подготовка аппарата по призыву запасных, пополнение запасов продовольствия. Наряду с этим производилось скрытое выдвижение к границам войск, предназначенных для прикрытия мобилизации и развертывания. Это делалось под видом маневров и учений. Под видом различных сборов призывалась под знамена часть запасных. 

Эти мероприятия были проведены за несколько дней до объявления мобилизации во всех враждовавших государствах с небольшими вариантами.

В Германии приготовления к войне начались раньше всех других стран. Уже вечером 5 и утром 6 июля Вильгельм вызвал к себе представителей военного и морского ведомств для выяснения вопроса о готовности германской армии и флота к войне. Он получил утвердительный ответ. Организация германской сухопутной армии была такова, что не требовала длительных и сложных мобилизационных мероприятий, она в любой момент была готова для войны. Об этом свидетельствуют сами германские генералы. Несколько сложнее обстояло дело на флоте. Но и здесь исподтишка проводились мобилизационные мероприятия. Было ускорено окончание работ по ремонту судов и достройке крупных военных кораблей, ускорены работы по углублению Кильского канала, увеличены запасы горючего для флота. Военным кораблям, находившимся вне германских вод, были даны специальные указания с целью занятия более выгодного положения. 25 июля утром флот получил приказ ускорить погрузку угля. Возвращался из заграничного плавания (у норвежских берегов) Флот открытого моря.

25 июля все немецкие офицеры, находившиеся в отпусках и командировках, были вызваны в свои части. 27 — 29 июля по приказу военного министра войска были возвращены из лагерей в пункты постоянного расквартирования, усилена охрана железных дорог, в районах сосредоточения создавались запасы продовольствия. Распоряжения о подготовительных мероприятиях к мобилизации были отданы в Германии во второй половине дня 29 июля. На следующий день объявили о призыве шести возрастных групп резервистов. Усилили охрану границ, к которым придвинули прикрывающие их полевые войска. 31 июля было введено «Положение, угрожающее войной», что позволило еще до объявления мобилизации выполнить ряд мероприятий, облегчавших и ускорявших перевод армии на военное положение. Уже к 1 августа на границу с Бельгией были перевезены 1-й кавалерийский корпус генерала Рихтгофена и шесть пехотных бригад, предназначавшихся для захвата Льежа. По одному кавалерийскому корпусу было сосредоточено на люксембургской границе и в Лотарингии (4-й кавалерийский корпус генерала Холлена и 3-й кавалерийский корпус Фроммеля). Проводились мобилизационные работы в крепостях Мец и Диденгофен.

Приготовления к войне энергично проводились и в других странах. Так, русский Генеральный штаб в телеграмме штабам округов и командирам корпусов предписывал принять срочные меры к возвращению из лагерей воинских частей в места постоянного расквартирования и вывозу семейств военнослужащих из приграничных районов; к приостановке увольнения в запас командного состава; к ускорению заготовки теплых вещей и пополнению запасов продовольствия; к усилению охраны железных дорог и разведки пограничной полосы и др. Предписывалось также подготовиться к проведению учебных сборов запасных. Досрочно были произведены в офицеры юнкера ряда военных училищ.

Принимались меры и к подготовке войны на море, к развертыванию сил Балтийского флота. Устанавливались минные заграждения в Финском заливе. Была организована охрана рейдов в Ревеле, Свеаборге, Кронштадте. Предписывалось закончить вооружение батарей Кронштадтской, Ревельской и Свеаборгской крепостей на Балтийском море и постановку минных заграждений, перевести все западные крепости на военное положение, вызвать из отпусков всех офицеров. Подготовка к войне Балтийского флота шла настолько лихорадочно, что к концу дня 13 (26) июля развертывание сил Балтийского флота было фактически закончено.

Во Франции также 24 июля вечером состоялось заседание совета министров, на котором было признано необходимым принять все предусмотренные на случай войны мероприятия. Уже на следующий день военный министр Мессими вызвал из отпуска к месту службы офицеров генерального штаба, командиров корпусов и генералов. На заседании совета министров 26 июля было решено прекратить отправку войск в лагеря, а также отпуск офицеров и солдат из воинских частей. Находившиеся в отпусках офицеры были вызваны в свои части. Усилена охрана пограничной полосы. С введением 26 июля Положения об угрожающей опасности мобилизационные мероприятия еще более расширились. Уже 29 июля в восточной, приграничной с Германией полосе были призваны резервисты. Были начаты мобилизационные работы в крепостях. Даны указания о перевозках войск по железным дорогам. Всем командирам отдельных частей предписывалось выполнить меры, предусмотренные введенным в действие Положением об угрожающей опасности. Командиру 19-го армейского корпуса, дислоцированного в Алжире, дано указание о быстрейшей подготовке формирований из резервистов тунисских и алжирских стрелковых частей и направлении их с началом развертывания в район Бельфора. 31 июля были начаты перевозки войск в восточные пограничные районы, с задачей прикрытия мобилизации и сосредоточения. Была разрешена покупка лошадей для пехоты и артиллерии, отданы предварительные распоряжения о поставке лошадей населением. Одновременно французское правительство дало указания держать войска в 10 км от границы во избежание преждевременных столкновений с германскими частями, расположенными в полной боевой готовности в нескольких стах метрах от франко-германской границы на всем ее протяжении от Люксембурга до Вогезов.

Все последующие дни проводилось все больше и. больше предмобилизационных мероприятий.

Аналогичная картина наблюдалась и в Англии. После того как на заседании английского кабинета 24 июля был оглашен текст австрийского ультиматума, морской министр Черчилль предупредил Адмиралтейство, что может возникнуть война, и принял меры к немедленной боевой готовности флота. Как раз в это время в английском флоте проводились маневры. Весь флот был сосредоточен в одной гавани (Портленде) и находился в полной боевой готовности. Предполагаемая демобилизация выслуживших свой срок и рассредоточение флота по различным базам были задержаны в связи со сложившейся обстановкой, о чем 27 июля было объявлено в газетах. Что касается английского экспедиционного корпуса, который в случае войны предназначался для высадки на континенте, то он также находился в полной готовности.

Реальную возможность европейской войны учитывало и бельгийское правительство. Для него не являлось секретом намерение германского генерального штаба нарушить нейтралитет Бельгии при вторжении во Францию. Этот план германского наступления откровенно обсуждался в военной печати накануне войны. Уже 24 июля бельгийское правительство принимает необходимые меры по усилению боеготовности войск. 29 июля в стране было объявлено о призыве в армию трех возрастных групп резервистов.

Предмобилизационный период использовался и в Австро-Венгрии. С объявлением войны во всех государствах на полный ход пустили военную машину для подготовки вооруженных сил к военным действиям. В предстоящей войне вопрос стоял так: кто раньше успеет привести свои войска в полную боевую готовность и первый начнет наступление, тот получит в борьбе несомненный выигрыш. По мобилизации начался сбор всех намеченных военнообязанных запаса и формирование из них резервных и запасных частей, пополнение кадровых частей личным составом запаса до штатов военного времени и железнодорожные перевозки войск в заранее определенные пункты сосредоточения армий.

Сроки завершения мобилизации и развертывания короче всего были у Германии и Франции и заканчивались почти одновременно, так как в этих странах существовали почти одинаковые условия в отношении размеров территорий и развития дорожной сети. В Германии мобилизация закончилась уже 5 августа, 7 августа начались перевозки войск, и к 17 августа армии были полностью перевезены в намеченные для них районы на бельгийской и французской границах. В Восточной же Пруссии развертывание германских сил закончилось уже 10 августа.

После этих сроков в течение нескольких дней подвозились части тыловой службы. Успеху германских перевозок во многом способствовала предварительная подготовка железных дорог в этом районе. Уже со второго дня мобилизации все движение по железным дорогам было передано в распоряжение военных властей. Пассажирское движение резко ограничили. Перевозки хозяйственных грузов, таких, как топливо и продовольствие, выполнялись в этот период лишь в необходимых размерах по плану воинских перевозок. Сосредоточение войск к западным границам проходило по 15 двухпутным линиям, которые пропускали 660 поездов в сутки. Каждому корпусу в сутки предоставлялось 20-30 поездов, причем обе дивизии корпуса перевозились одновременно. Все перевозки были выполнены по плану. Всего было перевезено около 11 тыс. воинских эшелонов.

Во Франции, так же как и в Германии, мобилизация заканчивалась 5 августа, но перевозка войск в район сосредоточения, начавшаяся 6 августа, была завершена только 18 августа, на одни сутки позже германской армии. Начиная со 2 августа железные дороги были переключены на выполнение воинских перевозок по мобилизационному плану. Перевозки производились по 10 отдельным двухпутным линиям с пропускной способностью 56 поездов в сутки каждая.

Бельгийская всеобщая мобилизация была объявлена вечером 31 июля, а с 4 по 6 августа дивизии сосредоточились в намеченных районах.
Английский экспедиционный корпус с 4 по 7 августа закончил мобилизацию и с 9 августа началась перевозка его во французские порты Булонь, Гавр и Руан. Высадка англичан была закончена 17 августа. С 14 по 20 августа английские войска перевозились по железной дороге от портов высадки в район сосредоточения (Мобеж, Ландреси).

В Австро-Венгрии мобилизация полевых дивизий с обозами заканчивалась на 6 — 8-й день, а ландверных и гонведных дивизий — на 9 — 10-й день. Перевозка войск против Сербии началась 30 июля, а против России — 6 августа и была в основном закончена 20 августа. Правда, перевозка в Галицию части сил с сербского фронта была закончена только 8 сентября.

Сроки мобилизации русской армии были следующие: кавалерийские дивизии — 2-4 дня, пехотные дивизии в приграничных округах — 4-6 дней, во внутренних — 5 — 8 дней, а в дальних — 6 — 21 день. Половина второочередных дивизий мобилизовалась за 14 дней, остальные — до 28 дней. Вследствие отдаленности расположения многих частей от театра военных действий и бедности путями сообщения сосредоточение русских войск осуществлялось длительное время. Перевозка кавалерийских дивизий прикрытия из Петербурга, Москвы, Киева, Харькова, Самары (Куйбышев) начиналась на 1-2-й день мобилизации и заканчивалась на 4-8-й день. Перевозка пехотных дивизий начиналась на 6-й день мобилизации, оканчивалась же в разные сроки. На 15-й день мобилизации царская Россия могла закончить сосредоточение только около 1/3 своей армии (Германия и Франция за этот срок почти полностью заканчивали сосредоточение), на 30-й день — до 2/3. Между 30-м и 60-м днями мобилизации начинали прибывать второочередные части кавалерии и войска из отдаленных округов. После 60-го дня прибывали войска из Сибири. Такие длительные сроки сосредоточения русской армии и вселяли надежду германскому генеральному штабу успешно справиться с разгромом своих противников по очереди и определили выбор первого удара именно по Франции.

С началом мобилизации и начавшейся перевозки войск прикрытия на железных дорогах царской России почти полностью было прекращено коммерческое движение поездов. Поезда с хозяйственными грузами, застигнутые мобилизацией в пути, выгружались на ближайших станциях, и подвижной состав передавался для обслуживания воинских перевозок. Большие трудности при организации воинских перевозок вызывала пестрота пропускных способностей отдельных дорог и даже участков железнодорожной сети России, что ограничивало свободу маневра движения и задерживало перевозки. Тем не менее перевозки как мобилизационные, так и по сосредоточению протекали вполне успешно, превзойдя ожидания противника. На северо-западном направлении, например, основной боевой состав армейских корпусов имел готовность: в 1-й армии — к 6 августа, во 2-й — к 5 августа. Кавалерия обеих армий была готова еще раньше.
После окончания мобилизации сухопутные армии государств, вступивших в войну, достигли огромной численности.

ГосударствоЧисленность вооруженных сил по окончании мобилизации, тыс
Россия5338
Франция3781 включая колонии
Англия658
Бельгия375
Сербия380
Черногория60
Всего на стороне Антанты10592
Германия3822
Австро-Венгрия2300
Всего германо-австрийский блок6122

Необходимо отметить, что не все эти людские массы принимали участие в сражениях. Значительные силы мобилизованных, главным образом из запасных старших возрастов и ополченцев, были заняты в различных тыловых учреждениях, в этапной службе, в гарнизонах крепостей.

После объявления войны на протяжении так называемого начального периода войны противники не могли немедленно начать в широком масштабе военные действия, потому что в приграничных районах располагалось лишь ограниченное количество войск, необходимое для прикрытия границы с началом мобилизации. Остальные части размещались внутри страны и до полного их сосредоточения противники ограничивались действиями разведывательного характера и мелкими стычками между частями прикрытия. По взглядам 1914 г., начальный период охватывал время от объявления войны до начала операций главных сил воюющих государств. Основным содержанием начального периода войны являлось завершение мобилизации, сосредоточение и развертывание армий, а также мероприятия по прикрытию своего сосредоточения и развертывания и нарушению мобилизации и развертывания противника.

Задачи войск прикрытия состояли в том, чтобы задерживать разведывательные части противника и не пропускать их на свою территорию, а в дальнейшем задерживать движение более крупных соединений, которые могли бы нарушить планомерную выгрузку своих частей и сосредоточение армий.

Германия для прикрытия выдвигала три кавалерийских корпуса, одну пехотную дивизию и шесть пехотных бригад. Сосредоточение германских армий прикрывалось войсками пяти корпусов, которые уже в мирное время были расквартированы в приграничной полосе.

Французы для прикрытия развертывания своей армии выдвинули к границе шесть корпусов и шесть кавалерийских дивизий.

Русские прикрывались одиннадцатью кавалерийскими дивизиями и отдельными отрядами и частями, выделенными из разных корпусов.
В Австро-Венгрии кавалерийские части были выдвинуты ближе к границе, в районы, назначенные для их армий и групп. Кавалеристы вели разведку на глубину до 2-3 переходов, имея задачей выяснить силы и группировку противника от реки Днестр до линии Дубно, Луцк, Холм, Люблин. На эти же силы австрийское командование возлагало задачу сдержать противника в случае перехода им государственной границы.

Стратегическую цель начального периода войны генеральные штабы воюющих государств связывали с упреждением в развертывании и нанесении внезапного удара главными силами по войскам противника. Каждый генеральный штаб стремился в этот период достигнуть наиболее выгодных условий для ведения вооруженной борьбы, а именно: обеспечение безопасности — гарантии от преждевременной атаки со стороны превосходящих сил противника; выигрыш во времени, что даст возможность внезапно атаковать не полностью сосредоточившегося противника; создание превосходства в силах в наиболее целесообразной оперативной группировке и занятие войсками более удобных районов для развертывания сил и средств.

Д. В. Вержховский
Рекомендуем к просмотру
История первой мировой войны
Переход к позиционной форме войны - Первая мировая война (1914)
В результате трех с половиной месяцев напряженной борьбы, в ходе которой успехи попеременно сменялись неудачами, противники оказались стоящими перед укрепленными позициями друг друга на огромном фронте протяженностью 700 км, имея фланги, прикрытые естественными препятствиями или территорией
Горлицкая операция - Первая мировая война (1915)
​​​​Горлицкая операция длилась 52 дня: с 19 апреля (2 мая) по 9 (22) июня 1915 г. Это была одна из наиболее крупных оборонительных операций первой мировой войны. Русские вынуждены были оставить Галицию. Стратегическое положение их армий, действовавших в Польше, серьезно ухудшилось. Но
Вовлечение Турции в войну - Первая мировая война (1914)
Турция перед первой мировой войной представляла собой конституционную монархию. Главой государства являлся султан Мехмед V. В экономическом и политическом отношении Турция, опутанная кабальными иностранными займами, находилась в полуколониальной зависимости от иностранных государств. Собственные
Действия германских крейсеров на океанских сообщениях - Первая мировая война (1914)
Германия для защиты своих колоний, а в случае войны для действий на океанских сообщениях противника держала в заграничных водах крейсерскую эскадру вице-адмирала Шпее в составе 2 броненосных и 3 легких крейсеров, 1 миноносца. Базой для эскадры служил арендованный у Китая порт Циндао (бухта
Военные действия на Северном море - Первая мировая война (1917)
Ютландское сражение опрокинуло надежды и расчеты обеих противоборствующих сторон. Германское командование пришло окончательно к выводу о невозможности уравнять силы своего флота с противником. Оно делало теперь ставку на беспощадную подводную войну. 22 декабря Морской генеральный штаб представил